нет сходит. Новая вера в единого Бога увлекает людей, они забывают капища старых богов, а то и молиться начинают, разгоняя темные силы. От этого даже домашние духи вроде овинников, банников и домовых сторонятся уверовавших, уже не вмешиваются в их жизнь; водяные не высовываются из болот, русалки в омуты никого не увлекают. Ох и тревожные же это были речи!
Нелюдям сильные чувства неведомы – нет у них сердца, нет души. Поэтому, когда разнеслась весть, что князь Святослав, сын Ольги-христианки, стал старую веру возвеличивать, дав тем самым надежду нежити, Домовенок не очень-то обрадовался. Пусть люди твердят, что князь Святослав стал великим воителем, в походах все время проводит и с великой прибылью его люди возвращаются. Что до этого Домовенку, если ни одного разбогатевшего воя его покосившийся домишко не интересует? А был бы он человеком, пошел бы с князем в дальние пределы, тоже добыл бы себе богатство и сам бы потом о покосившемся домишке на отроге Щекавицы позаботился, раз больше некому.
Но вскоре пришла в Киев такая беда, что даже маленький Домовенок загорелся любопытством. Ибо на град стольный напали лихие люди из степей – печенеги.
Когда известие об этом дошло до Домовенка, он, вспомнив прежнее, вскарабкался на облупившегося резного конька на крыше и стал смотреть, какая суета пошла вокруг – и на Подоле, и на путях от Щекавицы к Киевской Горе. Люди бежали куда-то, кричали, перегоняли скот, детей тащили, несли тюки с поклажей. Да и пришлых среди них было немало – со всей округи стремились люди схорониться за городнями[17] и частоколами на Киевской Горе, передавая из уст в уста весть, что печенеги силой неисчислимой идут на Киев, все по пути жгут и разоряют. А князя Святослава с дружиной как раз не было, он ушел с воинством в дальний поход на болгар, и некому теперь защитить людей от набега. Домовенок все это слышал, но плохо понимал, что происходит. Таращился на спешащих мимо беженцев из-под свисавших на глаза-бусинки косм, думал о своем – вдруг кто-то к нему заглянет да укроется от страшных печенегов. А там и останется…
Куда там! За пару дней опустело все вокруг. А те, кто не успел… Даже Домовенку стало жутко, когда увидел, какая участь их ожидала. Налетели темные печенеги, как смерч, порубили тех стариков, кто не захотел дома свои оставить, а если женщину или калику перехожего хватали, издевались страшно. И сколько шума, гомона было вокруг! Орда пришла за передовыми конными воинами, чужаки бичами щелкали, гортанно выкрикивали, сгоняя скот, ржали лошади.
А потом Домовенок и вовсе пришел в ужас от того, что степняки учинили на Подоле. Пожар! Всюду горело – дома и дворы, концы ремесленные и слободки окрестные, даже те из стругов, что остались у причалов, тоже были сожжены, как и сами причалы. Но если лодки и причалы Домовенку были ни к чему, то горящие избы сильно напугали его. Когда дом сгорает – все духи домов и дворищ гибнут безвозвратно! И, глядя на дымы и пожарища на Подоле, Домовенок запищал тихонько и горестно…
На опустевшей Щекавице тоже хозяйничали жестокосердные печенеги. Треск от палимых изб стоял страшный, вокруг смердело дымом
Городня – бревенчатый сруб, иногда заполненный землей для прочности; из этих срубов строились городские укрепления.
