отовсюду, и зеркальщик предпочел вернуться в свою комнату в гостинице. Тут ему навстречу – может, случайно, а может, нет – попался толстый медик. Крестьен Мейтенс был крайне взволнован и белым платком вытирал пот с покрасневшего лица.
– Нужно бежать отсюда! – Он покашливал и страшно ругался при этом, словно пытаясь прогнать едкий дым. – Вы не пойдете?
Мельцер отмахнулся.
– Я покину Константинополь только тогда, когда найду свою дочь.
– Да бросьте! – неожиданно возразил Мейтенс. – Кто знает, здесь ли еще ваша дочь? А если вы тут сгорите или если вас убьют турки, вы ничем не поможете своему ребенку.
В глубине души Мельцер был согласен с медиком, но не изменил своего намерения не покидать город и сказал:
– Я знаю, что в неоплатном долгу перед вами, но вернуть деньги сейчас не могу. Напишите долговое обязательство, и я подпишу его.
Мейтенс покачал головой.
– Об этом не может быть и речи. Мне доставило удовольствие сделать это, исключительно чтобы вызволить красивую девушку из сложной ситуации. – С этими словами он хлопнул ладонью по своему камзолу, который зазвенел, словно мешок, полный золота, и, смеясь, добавил: – Золото, слышите, зеркальщик, сотня дукатов из чистого золота!
Хотя его никто не спрашивал, Крестьен Мейтенс рассказал, что продал лейб-медику несчастного императора Иоганна Палеолога, худого словно щепка и постоянно мучимого приступами беспамятства и зуда в мозгу, три бутылочки тайной микстуры, благодаря которой он, Крестьен Мейтенс, знаменит во всей Европе. И, видите ли, раствор, который, кроме всего прочего, содержит утреннюю мочу жеребой кобылы – остальные ингредиенты он не будет называть по ряду причин – помог повелителю уже на другой день. К вящей радости придворного медика и всего двора, император после нескольких недель душевной слабости во всеуслышание поинтересовался, где живет его заклятый враг, султан Мурат, – в Индии или же в Китае. Эту любознательность приписали исключительно чудесной микстуре, а такие вещи, ухмыльнулся Мейтенс, приносят деньги. Сказав это, он снова заставил свой камзол зазвенеть и воскликнул:
– Спрашиваю последний раз, Мельцер! Вы идете или нет?
– Я остаюсь, – сказал зеркальщик.
Тесно прижавшись друг к другу, Эдита и сестры Али провели ночь у мерцающей свечи, в то время как Реа укладывала в тюк все самое необходимое. О сне нечего было и думать, ведь над высокими стенами свистели пушечные ядра турок. Али Камал, который был в семье вместо отца, рассказал, что у турок самые большие пушки в мире, достаточно точные, чтобы попасть в любую цель на земле, и такие мощные, что могут опрокинуть пирамиды. Им ни в коем случае нельзя выходить из дому, пока он не вернется.
Али Камалу нужно было обеспечить места на судне для своей матери, четырех сестер и Эдиты, не важно куда, главное подальше от этого города. То, что Константинополь рано или поздно окажется в руках турок, не сомневался
