возникают, другие прекращаются и уничтожаются»[105].
Г. Д. Гурвич в свою очередь отмечал: «Абстрактные юридические понятия оказываются совершенно не способными охватить всю полноту турбулентного движения реальной правовой жизни с ее спонтанно возникающими и непредсказуемыми институтами»[106].
Одним из тезисов, который проводят оппоненты внедрения категории «правовая жизнь» в юридическую теорию, является то, что она не соответствует пониманию права как некой области «должного», положительно-правового. Так, в своей статье Е. Н. Черных отмечает, что «стремление объять в одной категории весь известный мир права как специфическую форму жизни общества приводит к смешению познавательных стратегий и инструментов, и, как следствие, к конструктивной и элементной несогласованности. Уже в самом названии категории «правовая жизнь», которая является синтезом Сущего – «жизнь» и Должного – «правовая», проявляется эклектичность ее конструкции, в виде проблемы соединения двух онтологически разных и обычно противопоставляемых сфер: действительности фактической и области идеальной, нормативно-ценностной, что является результатом комбинации разных познавательных стратегий: социологической и нормативно-ценностной»[107].
Действительно, это «эклектика», но эклектика, определяемая жизнью. В ином случае, к чему же тогда (к какому объекту) применять искомое «должное», если не к «сущему» и каким же образом можно обеспечить автономность того и другого? В конечном счете кто сказал, что правовая жизнь может выражать только «должное» и кто опровергнет, что само «должное» не выражает некое «сущее», которое является его жизненно-бытийной основой и что «должное» не способно проникать в материю жизни, становясь частью «сущего», в чем-то меняя его, в чем-то меняясь вместе с ним? Думается, тезисы кантианской критики теоретического разума, с которой связано отрицание (невозможность обнаружения) в «сущем» стандартов «должного»[108], вряд ли здесь будут весомым аргументом, причем не только в вопросах рассуждения о правовой жизни как категории социолого-правового порядка (и в этом смысле составляющей понятийный аппарат общей теории права), но и о праве как нормативно-ценностной субстанции, которая тем не менее не утрачивает свой социальный характер и потому должна рассматриваться лишь в связи с социальной жизнью. Строго догматический подход (в котором замечаются элементы субъективно-идеалистической философии), проводимый в данном случае критиками «правовой жизни», не дает возможность увидеть, что право в отрыве от жизни – это только «форма», закрытая для жизненного содержания.
Мысленно полемизируя со сторонниками подобного одномерного (упрощенного) взгляда на правовую реальность, которая может складываться лишь из положительных, правомерных, правовых явлений, К. В. Шундиков в книге, посвященной синергетическому подходу в правоведении, способствующему
См., напр.:
См. об этом:
