Петр Первый развернул обширные реформы.
Чтобы организовать и упорядочить хаотичное существование своего шебутного народа, он создал то, что потомки назвали бы «вертикалью власти». Во главе каждой нахие[29] был поставлен сердар, воевода или байрактар. Видные люди из числа отличившихся в последнюю войну, они объединяли в своих руках военную и гражданскую власть. Подчиняясь только владыке и скупщине, совету племен, эти «представители на местах» ослабили влияние потомственной аристократии, кнезов, часто в угоду своим интересам толкавших страну на разные авантюры.
Был утвержден суд, приняты законы-уложения о земле и частной собственности. Наконец, князь-епископ активно продвигал на селе входивший в широкое распространение в Европе корнеплод – картофель.
Все это было ново для людей. И как с любыми нововведениями, у правителя нашлись и сторонники и противники. До открытого выступления дела не доходили, но многие роптали.
Алексей выслушал эту политинформацию из уст старого Мирко. Списанный по выслуге лет гайдук всегда с интересам относился к разного рода новостям и сплетням. Дед считал ниже своего достоинства обсуждать услышанное с остававшимися в селении бабками и очень обрадовался интересу залетного гостя.
Старик и дольше бы потчевал его рассказами о местных авторитетах и байками о делах давно минувших, но в поле зрения неожиданно появились новые персонажи.
С нижнего конца села к ним шел высокий даже по меркам горцев, немолодой, сухощавый мужчина. Пышные усы не вязались с изрытым оспинами лицом аскета. Одетый в темную горскую куртку, темно-синие шаровары и легкие полусапожки, он бы не выделялся среди оставшихся на излечении в деревне гайдуков, если бы не пара отличительных черт: шелковая красная перевязь на кожаном поясе и ярко начищенная серебряная бляха на шляпе. По пятам за необычным гостем следовала четверка небритых горцев с ружьями за плечами и короткими саблями у пояса.
– Ой-ё! – дедок поперхнулся дымом из раскуренной трубки.
Дело шло к вечеру, и они с Алексом вылезли на августовское солнышко погреться перед прохладной ночью в горах.
– Что такое? – шепотом поинтересовался у пожилого сиделки Потемкин.
Старичок явно был не в себе от увиденного.
– Плохо дело…
– Почему?
Дедок выбивал только закуренную трубку. Видно было, что руки его дрожат.
– Это знаешь, кто к нам пожаловал? Это ж кабадах… Глаза и уши владыки, его карающая длань…
Спецслужба! Да уж, даже в таком крошечном государстве без них никуда. Алекс горько усмехнулся.
– Ко мне, что ль?
Дедок прищурился.
– Сиди тихо. Может, пронесет.
Не пронесло. Человек направился прямо к ним. Четверо охранников держались рядом, воинственно щурясь на
Нахия – территориальное деление, что-то вроде округа или уезда.
