5. Кошмары
«Это же очень, очень человеческое. От бога отказались, но на своих собственных ногах, без опоры, без какого-нибудь мифа-костыля стоять ещё не умеем. А придётся! Придётся научиться. Потому что у вас, в вашем положении, не только друзей нет. Вы до такой степени одиноки, что у вас и врага нет! Вот чего вы никак не хотите понять».
Кругом, покуда видели глаза, тянулось море зеленой травы и бесконечность синего неба. Этот пейзаж простирался до самого горизонта, в какую сторону ни повернись, но не вызывал уныния своим однообразием. Даже наоборот – великолепное буйство чудилось в игре всего лишь двух цветов, таких ярких и сочных, таких концентрированных, что в душе любого человека зарождалась самозабвенная радость и страсть к жизни, желание дышать полной грудью и быть счастливым несмотря ни на что.
Высокая трава мягко шелестела, касаясь рук и перекатываясь крупными волнами от свежего ветра. Значит, где-то рядом море, подумал Горбовский и тут же услышал детский смех. Он обернулся и увидел бегущего ему навстречу мальчишку, лишь русая голова которого мелькала над травой.
– Там речка, папа! Пошли с нами! – задорно крикнул мальчик, приблизившись, и обнял отца за ноги.
Горбовский привычным движением прижал мальчугана к себе, затем с легкостью поднял на руки.
– А где мама? – спросил Лев, ощутив первое прикосновение смутного беспокойства.
– Там! – мальчонка протянул пухлую ручку и положил голову на плечо отца. Так он чувствовал себя как за каменной стеной, и Горбовский был необъяснимо горд этим. Он обожал сына, как только может обожать родитель своего ребенка.
Кирилл сопел у него на груди, крепко обнимая за шею, пока они шли к реке, и в этом было какое-то безграничное, необъяснимое счастье. Горбовский держал мальчика одной рукой, а другую не отрывал от верхушек переливающихся зеленых волн. Ему казалось, что все это он уже когда-то пережил, но чем это кончилось, он никак не мог вспомнить. Сейчас он только смутно ощущал, что ему нужно найти жену.
Мальчишка первым заметил женскую фигуру у реки, проворно соскочил на землю и помчался к маме. Горбовский ускорил шаг, понимая, что идет к неизбежному, но не в силах остановиться. Молодая женщина была сказочно красива даже издалека. Ветер развевал ее пшеничные вьющиеся волосы, речная вода омывала стройные ноги, легкий светлый сарафан колыхался, облегая фигуру то с одного бока, то с другого, но так и не очерчивая точного силуэта. Она обернулась, увидела Льва и тепло улыбнулась ему. Горбовский почувствовал, как слабеют колени, и застыл в немом изнеможении. Он не мог оторвать от нее глаз, как и в первый раз, когда ее увидел. Кирилл подбежал и обнял мать, но тут же отлип от нее и полез плескаться в воду. Он был так похож и на нее, и на Льва, что сердце замирало от радости быть родителем.
– Лёва,
