style="font-size:15px;"> Анна выдохнула, растерла сильно заболевшую грудь и вернулась обратно в кровать, стоять босиком на ледяном каменном полу было неприятно.
– Завтра скажешь настоятельнице, что тебе холодно здесь спать, и вообще, что я тебя прогнала. Поняла? А сейчас послушай меня: у тебя есть твоя короткая жизнь, после нее не будет ничего…
– Нет. – Анна почувствовала, как Оля улыбается в темноте. – Ты зря так говоришь. И ты своего сына встретишь, и я мамку свою. Вот осталось немного только здесь помучиться, я готовлюсь, надо молиться, надо жить праведно, и тогда мы там встретим всех, кто ушел…
– Ты – живешь? – усмехнулась Анна. – Ты пришла сюда, чтобы жить?
– Нет, – искренне ответила Оля. – Я пришла сюда, чтобы дождаться смерти. Здесь хорошо, и говорят, что делать надо, и женщины все хорошие, и церковь – вот она прямо здесь, к мамке ближе здесь, я чувствую…
– Что с тобой поделаешь! – махнула рукой Анна, с досадой чувствуя, что ей жалко девушку. Напрасно из злости она пытается Олю разуверить. А с другой стороны – ну как слышать от молодой, вроде вполне здоровой, пусть и не очень развитой, но зато доброй и душевной девушки, что она не жить собирается, а смерти ждать. Как не пытаться ее уверить, что мать свою она больше никогда не увидит и что вряд ли мать бы была довольна, если бы узнала, что после ее смерти дочь жить больше не будет, а добровольно согласится за вечное заточение в монастыре. Хотя в миру бы она пропала, наверно.
Вот эта тихая стеснительная Оля нашла где-то овальное зеркальце, повесила его около двери на старый гвоздь. И теперь аккуратно расчесывала перед ним свои длинные светлые волосы. Любая бы городская красотка позавидовала Олиным волосам, а она, расчесав их, стягивала в тугой узелок и прятала под платком. А как иначе? Монастырь. Анна зеркало сняла, вынесла в коридор, убрала за старую снятую дверь, которая, прислоненная, стояла у стены, а Оля нашла и вернула. Анна подивилась такому упорству скромной девушки, но больше снимать зеркало не стала. Она давно не видела себя в зеркало, причесывалась, умывалась, не глядя. В трапезной у входа сбоку было небольшое мутноватое зеркало, но она проходила, не поворачивая головы.
Сейчас она с удивлением рассмотрела свое лицо. Чужое, как будто совсем незнакомое лицо. Странно смотреть на себя, она отвыкла от этого. Это совершенно не нужно. Анна отвернулась от зеркала. Платок прекрасно можно надевать, не глядя на себя. Там сделана прорезь. Ровно или нет, можно ощупать руками. А как посмотришь в зеркало… Как будто глядя туда, она видела какой-то другой мир. Тот, о котором она думать не хочет и не будет. Мир, в котором надо что-то решать, мир, в котором горячо, ярко, шумно, как будто за плечом у нее появляются муж и Ника, смотрят на нее с надеждой, упреком. Нет, ей не нужны ни надежды их, ни упреки. Приехали раз – она дала понять, что не вернется к ним, что ее жизнь здесь. Точнее, не жизнь, а… Как назвать, что у нее здесь? Она, как Оля, ждет смерти?
От этой мысли Анне стало как-то нехорошо. Нет, конечно. Она же не верит, что после смерти что-то будет. Ничего не будет. Белковая жизнь короткая и бессмысленная.
