Помоги-ка встать, «внучок»…
– Это тебе, брат Прашнартра, за твою злоязыкость боги больную спину послали, – пробормотал Тумил, но подняться помог.
– Да кабы только это… – прокряхтел я, припоминая свою встречу со светоносным существом. – Еще всяких молодых да резвых, которых в детстве пороли мало, чтобы чужую старость уважали. Прислони-ка меня к стеночке.
– Ох и вредный же ты дед, скажу я тебе, – хмыкнул Тумил. – Но умный.
– Это точно, – согласился я, постепенно распрямляясь. – Полная спина ума.
– Тебе, может, помочь дойти до кельи?
– Дохромаю, – отмахнулся я. – Не впервые прихватывает. Иди отдыхай тоже, завтра вставать раньше обычного. И кушак завяжи, а то штаны потеряешь!
В столицу Шаптура провожали до восхода, в полумраке еще, всем личным составом. Брат-кормилец ему в дорогу каких-то вкусностей напек, мы гимн пропели, и на том, в общем-то, все. Жизнь в обители вошла в привычную колею: молитвы и работа.
Мы с Тумилом перед этим, правда, успели столько рыбы в монастырские закрома натягать, что в ближайшие дни рыбалка ну никак не намечалась, так что пришлось работать по-настоящему. Не то чтобы я совсем уж надрывался, но менять черепицу на крыше одной из многочисленных часовен, мне кажется, можно было и кого помоложе загнать. Я б вот лучше в птичнике потрудился, может. Там иной раз и яичко свежеснесенное умыкнуть можно, покуда не видит никто…
Три дня мы с этой черепицей проваландались, потом еще два переделывали. Ну а на шестой день, когда брат Шаптур как раз уже должен был к Аарте подъезжать, в монастырь примчался всадник на взмыленной лошади.
Одет он был не слишком богато, дорогой сбруей или статью скакуна похвастаться тоже не мог, однако настоятель принял его без промедления. Я вот сразу подумал, что это не к добру. И, надо сказать, не ошибся.
Время, когда прибыл наездник, было уже почти обеденное, так что все, кто был свидетелем сего появления, довольно скоро выкинули событие из головы. Каково же было разочарование братии, когда, в урочный час явившись в трапезную, никаких приготовлений к обеду мы не обнаружили. Лишь заманчивые запахи с кухни, обычно более сильные к этому моменту, дразнили наше обоняние.
Зато на специальном возвышении, где обычно питается Совет Благих, все монастырское начальство уже присутствовало в полном составе, что само по себе иногда бывает – ну мало ли какое объявление порой надо сделать до того, как на столы подавать? – с лицами, напоказ выражающими вселенскую скорбь. А вот это уже было плохо. Это уже грозило отсутствием обеда.
– Братья мои! – поднялся с места настоятель, когда все расселись по местам. – Скорбные вести достигли нашей обители! Три дня назад умер царь Каген!
– Ну, точно обед отменяется, – пробормотал я себе под нос. – Да и ужин, пожалуй, тоже.
Привычно расположившийся рядом со мной Тумил от такой непочтительности к скорбной торжественности момента сделал большие глаза.
