поучал: «Все грехи мерзостны пред Богом, но мерзостней всех – гордость сердца».
Задумаемся об этом! Ведь все, фактически разделяющие подобную гордость сердца, в греховном заблуждении, по сути, разделяют участь диавольскую, уподобляясь тому, кто был низвергнут с Неба в преисподнюю.
Неужели мы тоже хотим оказаться в стане отступников ради минутного наслаждения торжеством мирской и ненужной славы? Не слишком ли дорогую цену придется заплатить за гордость и тщеславие?
Святитель Иоанн Златоуст учил, что гордость человеческая потому опасна, что «…с нее начинается всякий грех, и в ней находит свою опору».
Нельзя преуспеть ни в вере, ни в милосердии, ни в сострадании, ни в любви, если сердце осквернено самомнением и гордыней.
Возвышаясь над другими людьми, считая себя лучше и праведнее всех, мы начинаем забывать о своих согрешениях, игнорировать покаяние, занимаемся самооправданием, а в результате – подпадаем духовной слепоте и диавольскому обольщению.
Всякая душа, одержимая гордостью и тщеславием, лишается Божественной благодати, предается не только телесным, но и духовным непотребствам, проявляемым в уничижении ее плотскими страстями и пороками от пагубного возношения жестокого сердца.
Потому-то святитель Иоанн Златоуст и предупреждал: «Нет зла равного гордости. Она превращает человека в демона – наглого, богохульствующего клятвопреступника».
Гордости же призвана противостоять добродетель смиренномудрия, которая прежде всего столь ярко проявилась во Христе – как Божественном источнике всякой добродетели, конечно также в Божией Матери и во всем сонме христианских святых. Без смиренномудрия подлинная святость вообще немыслима.
Как бы ни прикрывались фарисеи и книжники исполнением закона, как бы ни выставляли себя чистыми и праведными перед иудейским народом, сердца их были преисполнены и других страстей: ненависти и лукавства, зависти и сребролюбия. Вожди Израиля любили деньги и не желали отказаться от богатств земных ради приобретения нетленного сокровища на Небесах.
И обличающие слова Иисуса Христа: Не можете служить Богу и маммоне (Лк. 16, 13) звучали для них как приговор, которого вожди иудейские всеми силами стремились избежать, оправдывая свои материальные блага и их приобретение предписаниями ветхозаветного закона, служа не духу его, но букве, то есть всему тому, что сами же и выдумали в своих толкованиях, поставив всем в обязательное, такое тяжкое и неудобоносимое исполнение. Ветхозаветный закон имел свою временную силу и значение для тех, кто пребывал в несовершенном духовном возрасте, только еще восходил к Божественной истине, а смысла этого восхождения еще не знал. Но смысл Моисеева закона – вести ко Христу, Который должен был в будущем воплотиться.
Теперь же Сын Божий уже ясно сказал: Закон и пророки до Иоанна: с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него. Между тем там, где начинается проповедь Святого Евангелия, завершается действие древнего закона, исполнившего свое назначение служить путеводителем и детоводителем
