style="font-size:15px;"> – Я, Павел Николаевич, осмотрел дом.
– И что?
– Знаете, ощущение какой-то бесконечности. Здесь надо прожить не меньше месяца, чтобы не опасаться заблудиться.
– Люди-то есть в доме?
– Изредка попадаются. Публика сложная.
– В каком смысле?
– Нервные, самолюбивые, с ярко выраженным чувством собственного достоинства. Но, мне кажется, в таком доме других быть и не может.
– Разберемся, – сказал Пафнутьев. – Может быть, нам так поступить. Андрей... занимай позицию внизу и никого не выпускай.
– Мудрость руководителя в том, чтобы не давать невыполнимых заданий, – усмехнулся Андрей.
– Я дал именно такое задание?
– Да, Павел Николаевич. Помимо главного выхода, есть еще один – через застекленный зимний сад.
– Тут есть зимний сад?
– А из сауны дверь ведет на обзорную площадку, а с нее гранитные ступени спускаются к бассейну. Не говоря уже о том, что с крыши по вертикальной лестнице можно напрямую спуститься во двор.
– Какой кошмар! – ужаснулся Пафнутьев.
– Я еще не сказал об отдельном выходе из подвала. Кроме того, из дома легко выбраться и через гараж.
– Это как? – не понял Шаланда.
– В гараж можно пройти из прихожей. Три-четыре ступеньки вниз – и узкая дверь. На воротах нет никакого замка, они запираются изнутри. Хорошими такими коваными штырями.
Пафнутьев постоял молча, обвел всех взглядом, словно предлагая подивиться необычности дома, в котором они оказались, повернулся к Андрею.
– Надо, чтобы хозяйка провела нас по дому.
– Это невозможно, – сказал Андрей.
– Почему?
– Пьяная. Вдребезги. Бросается предметами первой необходимости.
– Тапочками?
– В основном стеклянными предметами, Павел Николаевич.
– Какой кошмар, – повторил Пафнутьев.
– Бутылки, стаканы, рюмки...
– Какой кошмар.
Чем дольше ходил Пафнутьев по объячевскому дому в сопровождении Вохмянина, тем больше охватывало его какое-то странное состояние, в котором он и сам не мог разобраться.
Изумление, озадаченность?
Были, но не они, не эти чувства, определяли его впечатление.
Скорее подавленность, угнетенность. Да, дом давил и не только тем, что в одной из его многочисленных комнат лежал труп хозяина с продырявленной головой, – нет. И не своей недостроенностью – в углах стояли свернутые ковры, по дому были разбросаны обрезки плинтусов, вагонки, древесная пыль лежала на подоконниках, к ногам липли опилки и стружки, кое-где в углах можно было увидеть стопки кирпичей, мешки с цементом, но и этого всего Пафнутьев почти не видел.
Подавляли размеры.
Было совершенно ясно, что никогда этому дому не быть наполненным голосами, людьми, музыкой и светом, невозможно было себе представить семью, которая жила бы здесь
