убивали и калечили, а кто вернулся – тех презирали, приходилось скрывать фронтовое прошлое! У кого была на войне мать, тот поймет. Потом она написала про Чернобыль, про его ужасы. Начальство наше тогда скрыло от людей катастрофу, да пусть мрут, хрен бы с ними. Дальше – дети, которых погнали в Афганистан убивать и умирать. Кто еще, кроме Светланы, оплакивал их и жалел, кто из русских писателей-патриотов? Кто-то недоволен, что «Нобеля» дали за гуманизм, а не за стилевые изыски… Ну что ж.
На нее обрушилась небывалая, невероятная слава! Тыщи журналистов бросились на штурм новой нобелиатки. Очнулись. Пробиться к ней было нелегко. Тем более что некоторые «доброжелатели», конкуренты, исказили мой образ и наговорили Светлане про меня, что якобы я грубиян, «у него через слово мат»! Но нашлись честные люди, которые сказали ей правду: я – тончайший человек, к тому же безукоризненно воспитанный.
И вот наконец мы пьем у нее на кухне. Пьем, правда, чай. Сколько уж я разговаривал с писателями! И практически всегда – под водку, ну в крайнем случае, под виски.
Надо сказать, что я волновался. «Нобель» – это круто. Приблизительно такой же мандраж был у меня, когда я ездил на вручение «Оскаров» в девяностые. Что может с этим сравниться? Ну вот еще на коронацию нового русского царя я надеюсь попасть, по моим расчетам, вроде как должен дожить.
– Светлана! В ваших книгах главное – это, может, сочувствие к человеку. Который страдает. Вы столько уже сказали и написали про страдание. Есть народы, которые всё страдают и страдают, без остановки. Гордятся этим. Вот есть люди мазохисты, а почему ж тогда не быть этносам-мазохистам? Итальянцы с французами, к примеру, выпьют вина, вкусно закусят и отдыхают, радуются жизни. А некоторые другие народы сидят угрюмые, недовольные…
– Что-то в этом есть… Мы накрыты вашей тенью мощной.
– Нашей – в смысле донецкой?
– Нет, русской. У нас люди до сих пор смотрят русские каналы. Ваше преступное телевидение – в голове у наших людей! Но не у белорусов чистых, а у русских.
– Дебилы, блть, как мудро заметил наш министр Лавров, мастер слова.
– После войны ж у нас было мало населения, погиб…
– …погиб каждый четвертый белорус, мы помним.
– Да. И поэтому завезли очень много русского населения. Это такое тихое место, сюда съезжались отставники. Когда русские бежали из Прибалтики и других бывших республик – то многие ехали в Беларусь. Вот я недавно сижу в очереди у зубного… Вдруг какой-то мужичок заходит и говорит: «Так, Крым взяли, теперь на очереди Одесса, ее Екатерина в кровати подарила кому-то!» И все это повисает в тишине. Потому что белорусы этого не поддерживают. Только я одна отозвалась: «Ну а с Калининградом как будете?» Он не ожидал сопротивления, потому что привык – все молчат. И сказал только: «Ну, это же наше страдание». Я ему: «Ну, если мы будем мериться страданиями… Сколько Иван Грозный белорусов повырезал!» Он говорит: «Грозный и своих резал». Своих – резал, но мы-то при чем?
– А что,
