иногда идет «г» русское литературное, а иногда – фрикативное. Такой разброс туда-сюда.
– Да. Но я и не прислушиваюсь особо к себе. Но знаю, что у меня много неправильных ударений. Вообще Сталин же сделал «наркомовку», тот белорусский язык, который у нас сейчас, – он же не настоящий! Был настоящий, но Сталин его испортил. Совсем другой язык стал… Он теперь больше похож на русский. Другие ударения…
– Так у вас в основном фрикативное «г»?
– Думаю, что да.
– Вот что мне еще приятно в вашем награждении. Смотрите, из русских нобелевских лауреатов (по литературе) у двоих было фрикативное «г» – это Шолохов и Солженицын. У третьего – Пастернака – этого не было, ну так он и от премии отказался, так что… Что касается Бунина, точно не знаю, но это Воронеж, а фрикативное «г» уже в 150 км от Москвы начинается. Чехов не успел получить «Нобеля», но и он наш, парень из Таганрога, с юга. И вот теперь – вы!
– А еще же Горбачев.
– Ну, у него не по литературе премия, но давайте вставим и его в этот список! Фрикативное «г» – его пора бы уже сделать нормой. Так говорят и говорили люди, которые прославили русскую словесность! Но вот сидят какие-то безвестные клерки в институтах и министерствах и навязывают нам эту столичную «г»… Спрашивается – на каком основании? С чего вдруг? И еще. Вы ведь белорусский знаете.
– Ну да. Я его понимаю, читаю.
– Вас когда спрашивают по-белорусски, вы отвечаете на русском. Барьер? Стесняетесь?
– Не стесняюсь. На белорусском я могу говорить, но я поняла, что в нем не буду равна себе. В белорусском я не так свободна, как в русском.
– Вы не хотели уезжать из Белоруссии в эмиграцию. Долго. Но потом у вас начали душить диссидентов, и вы таки уехали…
– Начали душить. Но причина другая была. Понимаете… Бывало, придешь на собрание, и писатели радостно говорят друг другу: «Слушай, как наши хлопцы дали этим ментам, аж кровь текла!» Тогда еще не было таких зачисток, как сейчас… Я посмотрела на нас со стороны и подумала: «Какой кошмар! О чем мы, писатели, говорим? Баррикады – опасное место для художника. Там человек исчезает, видишь только мишень в человеке». Я не хотела стать Демьяном Бедным! Я уехала, чтоб вернуть нормальное зрение. Потому что это было ужасно. Я тогда уехала (и Василь Быков уехал в то же время) и прожила на Западе 12 лет. Италия, Франция, Германия, Швеция. И действительно, та жизнь дала мне более широкий взгляд.
– Как это было оформлено?
– Там, в Европе, много организаций, которые занимаются писателями. Они дают квартиру, стипендию, переводчика. Я жила там, смотрела на чужую жизнь, много читала и писала, ездила на презентации своих книжек. Василь Быков там умер… Владимир Войнович вернулся. Что там делать? Вы не поймете ту жизнь. Она иначе устроена. Я вот тоже вернулась.
– Помните, Есенин объяснил, почему не остался в Америке: «Там не перед кем раскрыть свою душу». Вот предпочел повеситься на родине.
– Там все другое, за границей…
