style="font-size:15px;"> – Кого!
Он резко наклонил голову вперед, и она тут же прижалась к нему теснее, а ее губы приоткрылись, словно цветок.
– Да, – шепнул он прямо в ее губы. – Все время этого мира…
Все время этого мира: вся жизнь, и его, и ее. Целуя ее, он в то же время осознал, что, даже если перебрать по секундам вечность, никогда ему не отыскать те навсегда ушедшие апрельские часы. Он может прижать ее к себе так сильно, что заболят бицепсы: она была для него желанной и ценной, он за нее боролся, и он ее получил, – но больше никогда не раздастся неуловимый шепот из тьмы, не принесет его ночной ветерок…
Что ж, придется смириться, подумал он. Апрель прошел, увы; да, кончился апрель… Разная бывает на свете любовь, и она никогда не повторяется.
Усни, Гретхен!
Хрупкие листья шуршали, опадая на тротуары, и маленький хулиган из соседнего дома уже испытал незабываемое ощущение, прижав язык к покрытому утренним инеем железному почтовому ящику. Каждый вечер – снег, снег… Осень прошла. И это событие, как всегда, заставило вспомнить о покупке угля и о близящемся Рождестве; но Роджер Хэлси, стоя на парадном крыльце своего дома, мысленно уверил мрачно нависшее над пригородом небо в том, что времени на размышления о погоде у него нет. Затем он открыл дверь и торопливо вошел в дом, оставив холодные сумерки на улице в одиночестве.
В холле было темно, но сверху, из детской, слышались голоса жены, няни и ребенка – продолжался все тот же бесконечный разговор, состоявший в основном из «Нет!», «Смотри под ноги, Макси!» и «Ага, попался!», перемежавшихся шутливо преувеличенными угрозами, приглушенными вскриками и периодически повторявшимся решительным топотом ножек ребенка.
Роджер прошел через холл, включил красный торшер и вошел в гостиную. Он положил свой пухлый портфель на стол, сел на стул, несколько минут просидел, устало свесив голову и закрыв глаза. Затем закурил, но почти сразу же потушил сигарету и, подойдя к лестнице, позвал жену:
– Гретхен!
– Здравствуй, дорогой! – В ее голосе слышался веселый смех. – Иди скорее, посмотри на малыша!
Он беззвучно выругался.
– Мне не хочется идти наверх, – произнес он вслух. – Спускайся ко мне.
Последовала таинственная пауза, и затем целая серия быстрых: «Нет!» и «Смотри под ноги, Макси!», явно предупреждавших какую-то надвигающуюся катастрофу.
– Ты спустишься вниз? – повторил Роджер слегка раздраженным голосом.
– Да-да, уже иду!
– Когда же? – крикнул он.
Каждый день в этот час у него возникала одна и та же проблема – как перейти с требовательного тона, который необходим в городе и на работе, к нежной и мягкой интонации, которой требует домашняя обстановка? А этим вечером он к тому же был еще и совершенно не расположен к долгим ожиданиям. Но когда Гретхен сбежала к нему вниз, перепрыгивая через каждую вторую ступеньку, с взволнованным удивлением крича: «Вот и я, что такое?»,
