в этом случае – уменьшить в собственных глазах свои недостатки. Но есть искушение несравненно более тонкое и опасное, именно – преувеличить свои слабости до той степени, на которой оне получают известную значимость и, пожалуй, даже, по извращённым понятиям современного человека, величавость и обаятельность зла».
Иванушка весь покрывается сыпью; сегодня понесём в больницу – что это? может быть, тот же диатез, что пышно расцвёл на его щёчках, когда мы стали подкармливать его смесью «Малыш»? Уже месяц мы получаем кефир и творожок с детской кухни, и диатезные пятнышки стали вроде исчезать.
Лиза удивляет меня своим словарём… Идём с нею от автобусной станции; в прошлый раз, проходя тут же, она заметила в стороне от дорожки пластмассовую голову от игрушечного крокодила, остановилась и спросила: «А почему он грусьний? Его выбросили, га?» – на этот раз она пытает:
– А где крокодил? Мохэк, его забрали?
– Не знаю, Лизанька. Может быть.
– А мохэк его спрякали?
– Где же?
– А вон за кой кочкой валяется, га?
Тут мне удивительны и «кочка», и «валяется».
В библиотеке. Торопясь, я усаживаю её за стол в коридоре:
– Вот, посиди тут, порисуй…
Усаживаясь, она расстёгивает свою сумочку, в которой толстой стопкой лежат чистые с одной стороны каталожные карточки, и раскладывает их на столе.
Время от времени я выглядываю к ней из зала – жду библиографа из генерального каталога – сидит, сложив ручки на своих бумажках.
– Что же ты, Лизанька? Рисуй! Я сейчас приду.
Смотрит своими круглыми глазками и отвечает важно и уклончиво:
– Вот кага ты пайгёшь в тот отдел (!), я наисую…
На улице. Мимо проходит маленький мальчик с мамою.
– Смоки!.. Мальчик!.. И хапочку набекрень!.. (!)
Не договорила, рассмеялась.
Возвращаемся из библиотеки. Лизанька устала, и я отвлекаю её: поджимаю ногу, прыгаю на одной:
– Ой, ножка болит! Не могу идти!
Лизанька смеётся, тоже поджимает ножку, пытается прыгать за мной. Сразу забыла, что уже просилась «на ручки», начинала капризничать.
– А у меня уже не болит, – говорю я, наскучив медленным продвижением. – Я могу и быстро ходить. Вот так!
– А я кохэ! а я кохэ!
– Ну, нет, – подбадриваю я, – у тебя ещё болит, ты не можешь быстро ходить.
– Могу! могу! Смок’и – во как! во как!
Почти бежим, смеёмся. На ходу – краем глаза вижу, как мелькают её сапожки; шучу:
– У тебя, наверное, ещё болит. Смотри, вон какие у тебя ножки красные!
Ошибка! Она останавливается, наклоняется:
– Эко хэ не нохки! эко хэ сапохки!..
– Так
