с люстрами. Длинные бархатные занавеси. Тяжелые плюшевые кресла. В одной из комнат – даже рояль. Но на каждом этаже, – как будет вспоминать Голда, строгая немолодая дама, «которой полагалось сдавать ключи при выходе, но, по-видимому, главным ее делом было доносить госбезопасности о посетителях…»
С самого начала Голда решила, что ее комнаты будут открыты для людей, что к ней будут заходить на чашку чая, как это водится в любой стране. Приходили журналисты, приходили евреи и неевреи из других посольств, приходили заезжие еврейские бизнесмены… «Но русские – вспоминает Голда – никогда. И ни разу, ни разу – русские евреи».
Жилось сотрудникам посольства трудно. Они могли только раз в день обедать в самой гостинице – встречать шаббат. А для завтраков и ужинов Голда, стремясь уложиться в тощий бюджет, продукты доставала сама.
В каждый номер купили по электроплитке. По одной на каждый номер. Пытались купить ножи и вилки в магазинах – оказалось дефицит, потому одолжили в гостинице.
Два раза в неделю сотрудники посольства шли рано утром на рынок, покупали продукты и укладывали между двойными рамами окон, чтоб они не портились…
Молчание – английский способ беседовать, – сказал кто-то из сотрудников, намекая на микрофоны. Но они спорили до хрипоты: кто они теперешние евреи СССР? Какие они? Что еврейского в них осталось?
Они уже слышали некоторые признания, что люди живут двойной жизнью – сидят на работе, а мысленно в своем еврейском Государстве. Что самое главное – это то, что происходит именно там. Конечно, для кого-то и Биробиджан стал «Красным Сионом». Но ведь это сказка, созданная декретом. Например, Калинин считал, что еврейской культуре лучше всего развиваться в Биробиджане и еврейским писателям нужно дотянуть литературу именно до тех мест…
Посольские сколько не спорили мысленно с Голдой, Шаретом или Бен-Гурионом – не могли согласиться.
«Положение сложилось трагическое, – пишет Голда в «Воспоминаниях, – члены миссии, имевшие в России близких родственников – братьев, сестер, даже родителей, – все время терзались, не понимая, можно ли им увидеться с теми, о встрече с которыми они так мечтали, ибо, если это откроется, что у них есть родственники – израильтяне, это может окончиться судом и ссылкой.
Трудная то была проблема: бывало, мы несколько дней подряд взвешиваем «за» и «против» – должен ли Икс встретиться со своей сестрой, надо ли принимать продукты и деньги старой больной матери Игрека – и, как правило, приходили к выводу, что это может причинить им вред и ради них же лучше не предпринимать ничего. Были, конечно, исключения. Но я и сегодня не решаюсь о них написать, потому что это, может быть, опасно для евреев, все еще находящихся в России… был 1948 год, время нашей, так сказать, «первой любви», и нам было очень трудно понять и принять систему, в которой встреча матери с сыном, которого она не видела тридцать лет, да который, к тому же, член дипломатического корпуса и «персона грата»
