мать всегда платила, а Полина Молотова – нет»…
Жена большого чиновника, светская львица, примеряя какую-то особенную шубку, поинтересовалась у подруги:
– В этой шубке я не очень похожа на еврейку?
…А Голду, в очередной кинохронике увидели советские евреи.
Некоторые приходили в кинотеатр по нескольку раз, приходили заранее, чтоб не опоздать на киножурнал.
После вручения верительных грамот все убедились, что Израиль уже не легенда. Не сказка, – реальность.
Смотрели кинохронику и в Израиле.
Когда сияющая Голда шла навстречу Председателю Президиума Верховного Совета Швернику, весь зал заорал: «Голда шелану!» («Наша Голда!»)
Жаль, не узнаем о ее впечатлении…
Воспоминания Голды о тех днях удивительны. О большем, быть может о главном, она скорее умолчала, чем сказала. Ни одного упоминаний о Москве, ни одного московского пейзажа – а она ведь не просто ходила по улицам, в Москве была дороговизна и она организовала жизнь по образцу кибуца. Значит, надо было ходить на рынок. Встречаться с людьми. Как-то реагировать на них…
Ничего этого в книге воспоминаний нет.
Была ли она хоть раз в театре? Известно, что была. 16 сентября большая толпа встречала Голду Меир на Малой Бронной, возле Еврейского театра. («Звенья», исторический альманах, Выпуск 1, Прогресс Феникс, М.,1991)
«Появление Голды и всей делегации в зрительном зале встречают бурными овациями. В антракте она ведет непринужденные разговоры на идиш. Затем, узнав, что театр распространяет билеты в форме абонементов (Еврейский театр в 1948 г. лишили государственной дотации Л.Ф.), покупает некоторое количество абонементов и поручает передать их неимущим» (Алла Зускина-Перельман, «Путешествие Вениамина» (Размышления о жизни, творчестве и судьбе еврейского актера Вениамина Зускина), Изд-во «Гешарим», Москва-Иерусалим,2002, стр.320)
Когда Бен-Гурион в 1923 году побывал в Москве, он чуть ли не первым делом бросился в «Габиму». Он увидел надписи на иврите «Габима» и «Ха-купа» и его охватило необычайное чувство чуда из чудес. Спектакль его покорил и он был вне себя от восторга, охватившего тогда его ум и сердце. (Из «Дневника» Бен-Гуриона, Соня Чеснина, Леонид Финкель, «Этюды о Тель-Авиве», 2004 г.)
У Голды о спектакле – ни слова. Разве что 4 января 1949 года на пресс-конференции для узкого круга работников «Джойнта» (человек сорок), госпожа Меерсон сказала, что «еврейский театр в Москве очень плохой».
И хотя не было уже Соломона Михоэлса, и новый художественный руководитель театра Вениамин Зускин был в это время (15—16 сентября) на операции аппендицита – было ли это так, как оценивает Голда?
Конечно, артисты не могли не понимать, что их ждет, страх сковывал их, они – стадо без пастуха – готовились к худшему. Играть в таком состоянии проблематично…
А может быть, продажа абонементов произвела жалкое впечатление?
Возвращусь к мемуарам.
