Катерина молча села. Врач развел руками, добавив, что более точно причину смерти мальчика может установить только вскрытие.
– Что? – Катерина неожиданно вскочила и подбежала к кровати, где лежал Миша. Откуда и силы взялись. В ее обезумевших от горя глазах горел недобрый огонь. – Не дам! Незачем копаться во внутренностях моего сына. Этим его уже никто не воскресит. Уходите все! Оставьте меня с ним…
Медики ушли первыми, за ними – соседка. Мара осталась стоять, думая, что сказанное Катериной ее не касается.
– А ты что стоишь? Особое приглашение нужно? – зыркнула на нее мать. Поправляя волосы Мише, она закусила дрожащие губы. – Уходи.
– Куда?
– Куда хочешь, только чтоб я тебя не видела.
– Мамочка, за что? Я ведь не виновата, я ни в чем не виновата! – Мара закрыла ладонями лицо.
– Уйди от греха, Мара! – Катерина накрыла сына одеялом, подоткнула со всех сторон, словно боясь, как бы ему не было холодно в их сыром, плохо отапливаемом доме. Легла рядом, обняла. – Уйди и на похороны не приходи, запрещаю. Похороню Мишу – уеду в город. Когда приеду – не знаю, вот уеду, тогда и возвращайся в дом. А сейчас не смей стоять здесь и слезы лить! Пошла вон!
Мара выскочила из дома в чем была. Приютила ее, конечно, тетя Глаша. Она ни о чем не спрашивала, переодела Мару, напоила горячим чаем и уложила в постель. Проснувшись утром, Мара долго не могла поверить, что все происшедшее правда.
– Ты зла на мать не держи, – тетя Глаша села на край кровати и гладила Мару по руке. – Она не в себе от горя. Такое пережить…
По мере того как отступал сон, девочке становилось страшно: как теперь жить? Неужели никогда больше не будет ничего светлого. Откуда? И надежды не осталось. К тому же после похорон Миши в дом Ленских пришла еще одна беда – Катерина начала пить. Она, как обещала, уехала на несколько дней из поселка, и где была никто не знал. Мара с тревогой ждала ее дома, а однажды пришел какой-то подвыпивший мужичок и сказал, где искать мать. Мара нашла ее на могиле брата, в полном беспамятстве, а рядом лежала пустая бутылка из-под какого-то пойла. Где она его доставала, для Мары оставалось загадкой. За какие деньги получала, если и на кусок хлеба часто не было и копейки? Так происходило изо дня в день. Когда мать приходила в себя, Мара пыталась с ней говорить, убеждать, что так нельзя. Что так у них только прибавится проблем, но в ответ получала в лучшем случае молчание, а чаще:
– Мала еще мать учить. Проживи с мое, получи то, что я получила, тогда и разговаривать будем! – В голосе Катерины было столько злобы, что Мара перестала делать попытки наставлять ее на путь истинный. – Мне тридцать пять, а уже троих похоронила: мужа, мать, сына. Никогда не думала, что так все сложится.
– Я люблю тебя, мам, – Мара не держала на нее зла за то, что не слышала от матери последнее время доброго слова.
– Брось, Мара! – В голосе снова зазвучали стальные нотки, неприкрытое раздражение. – Зачем мне твоя любовь?
