не трехнедельным слоем пыли. Ни единой новой, незнакомой вещи. Отовсюду, буквально из каждой щели, веяло разрухой и запустением…
Темнота почему-то пугала, и Полина включила свет везде, где только можно, лишь бы изобразить хоть жалкую иллюзию жизни. Приняла душ – стало немножко полегче, появилось, наконец, некоторое ощущение дома. Завернувшись в банное полотенце, она прошла в спальню и поменяла постельное белье. Все, теперь спать, спать… Ведь прошлой ночью, еще не отойдя от тяжелого межконтинентального перелета, она так и не смогла заснуть – получив телеграмму, Полина просидела до утра в полной прострации, а как рассвело, тут же кинулась во Внуково, лишь чуть-чуть пересортировала чемоданы, взяла только самое необходимое, чтобы не тащить оба.
А утром ведь снова предстоят хлопоты. Нужно найти отцовский паспорт – хоть бы был на привычном месте, в комоде, в коробке из-под обуви. А потом, как сказала тетя Ира: в морг, в загс за свидетельством о смерти. А дальше? Куда дальше? Как организовать похороны? Где найти контору, занимающуюся этими проблемами? На кладбище? Или где ее искать? Надо будет спросить в морге, там наверняка должны знать. Когда не стало мамы, этими проблемами занимались какие-то малознакомые люди, Полина вообще ничего не помнила, кроме чувства обрушившегося на нее беспощадного неба. А ведь надо еще оповестить всех знакомых – нельзя же похоронить отца вот так, чтобы даже никто его не проводил в последний путь. Были ведь у него друзья, приятели, сослуживцы в конце концов.
Мысли не давали расслабиться и наконец заснуть. Вспомнилось, как провожал ее отец, как умоляюще заглядывал в глаза: «Доченька, может, останешься?» Кто бы мог подумать, как быстро все может измениться. Ведь Полина всегда считала его идеальным отцом, и мужем тоже считала идеальным, по-детски наивно полагая, что непременная мамина оговорка ничто иное, как некоторое бахвальство: «Вот он у меня какой замечательный! Но ведь нет предела совершенству, значит, может, наверное, быть и еще лучше!» А потом, в тот страшный день, в один момент все встало на свои места. Стало понятно, что именно мама имела в виду, печально улыбаясь и на миг отводя взгляд в сторону. В одну секунду отец перестал быть идеальным, хотя как раз о его отцовских качествах в маминой записке не содержалось буквально ни слова. И тем не менее в тот момент Полина как будто бы лишилась не только матери, но и отца…
Заснуть никак не получалось. Веки без конца открывались, и Полина пристально вглядывалась в темноту. Чего она искала там? Маму? Отца? Хотелось, как когда-то в далеком детстве, открыть заспанные глаза и увидеть улыбающееся мамино лицо, склонившееся над нею: «Спи, детка, спи!» Или отца, заботливо подтыкающего одеяло под уже взрослую пятнадцатилетнюю дочь – иногда Полина застукивала его за этим глупым занятием. И, улыбнувшись ему сквозь сон, засыпала счастливой.
Или же вместо беззаботных, благодушных лиц родителей опасалась увидеть их же полупрозрачные тени? Черт бы побрал эту Светку
