Они остановились перед открытой дверью в конце коридора. Оттуда выходил горячий воздух, спертый и зловонный, хотя и сдобренный ладаном. А еще он услышал музыку: флейта чуть гнусаво выводила замысловатую мелодию под незнакомый, странный для его слуха ритм. Мужской голос пел нечто весьма похожее на песнь радости.
Его подтолкнули в спину древком копья, и он, споткнувшись, вошел в светлое помещение, большую комнату со сводчатыми потолками, в которой горели камышовые факелы. Повсюду были люди – женщины, дети, мужчины в богатых одеждах. Слева от Элифа на изящном стуле сидел купец в желто-зеленых шелках, он ел виноград, держа целую гроздь, а женщина стояла на коленях рядом с ним, поднося кубок с вином. Все это походило бы на сцену из повседневной жизни любого богатого дома, если бы не одна деталь – на ногах у купца были кандалы, а руки сковывала железная цепь.
Человек с флейтой сидел в углу, скрестив ноги, а сидевшие вокруг него хлопали в ладоши, отбивая неровный ритм. Некоторые, кажется, даже умудрялись здесь торговать, у двоих были пергаменты и стилосы. Здесь было совсем не так, как представлялось Элифу. Это место походило на рыночную площадь.
Стражник с копьем снова толкнул его в спину и сказал что-то по-гречески. Слов Элиф не понял, однако смысл был вполне очевиден. «Тебя ведут не сюда. Двигай дальше».
Они прошли через комнату с высокими сводами к очередной двери, где стоял стражник, кивая в такт музыке. Тюремщик с копьем снял с веревки на поясе маленький черный диск и протянул стражнику у двери. Тот повесил его на такую же веревку у себя на поясе. После чего отпер дверь, и они двинулись дальше.
Протянулся длинный ряд колонн, между ними и стеной справа от Элифа оставался узкий проход. В неровном свете камышовых факелов колонны напомнили Элифу осенний лес. Вот только запах был далек от запаха лесной свежести. Здесь откровенно воняло, разило человеком.
Они пошли вдоль ряда колонн. В темноте сверкали глаза, люди кричали:
– Ты пришел за мной, Михаил, сынок?
– Хлеба… Я умираю…
Кто-то пел высоким чистым голосом. Это был церковный гимн, как догадался Элиф, такие поют христиане, и, хотя он не понял ни слова, от песни веяло великой скорбью. Он догадался, что в ней говорится о смерти.
В основном люди мычали и бормотали что-то себе под нос. Но Элиф учуял в воздухе запах еды. Он понял, что это далеко не самое худшее место Нумеры.
Они подошли к каменным ступеням в полу, которые уходили куда-то вниз, в темноту. Элиф подергал свои веревки. Он ослаблял путы с той минуты, как его связали. И теперь они болтались на руках. Он заговорил вполголоса, повторяя старинные стихи, которые приходили к нему во время видений в горах.
– Взирает волк серый, свирепый, на обитель богов…
Один из стражников покосился на него, но ничего не сказал. Элиф мысленно повторял фразу снова и снова, сосредоточившись на ритме слов, на том, как ускоряются и замедляются звуки, как они дробятся и растягиваются, приобретая для него свойства природных явлений: ветер над водой, камень на камне.
