император уничтожил его войска. Это объясняло, почему Василий не женится. С другой стороны, его мать – опасная ведьма – отравила своего мужа, римского императора, и вышла замуж за его преемника. Когда он ей наскучил, она убила и его. И собиралась замуж за третьего императора, но тут вмешалась церковь. Неудивительно, что при такой матери Василий стал остерегаться женщин. Все знали, что император человек суеверный. Возможно, в женщинах он видел дурное знамение.
По всей видимости, императора утомили собственные рассуждения. Он указал на глаз мальчика.
– Какая интересная отметина. Наверное, означает большую удачу.
– Только не для моих врагов, – ответил мальчик.
Василий засмеялся.
– Что ж, будем надеяться. Ты меня позабавил, Змееглаз, и это само по себе большая удача.
– Я надеюсь принести тебе пользу, господин, не только веселя тебя. Да, я уже мужчина, и мой топор так и рвется в бой. Я буду убивать во имя тебя. Это моя судьба. Я занимался торговлей, как это принято у северян, но я еще и воин. Никто из моих соотечественников не сравнится со мной, и придет день, когда не будет в мире воина сильнее меня. Твои враги – мои враги, и от моего меча они падут.
Змееглаз сам верил в свои слова. Несмотря на малый рост, он вечно лез в драки с мальчиками старше себя. Неужели так трудно победить взрослого, если в руке у тебя острая сталь? Не трудно, считал он, главное, не терять голову.
– Вероятно, такой день придет. Если для начала у тебя вырастет борода и ты обзаведешься мечом. Но пока расскажи мне об этих ваших норманнах, об их традициях и нравах. Чтобы командовать ими, я должен знать их.
И Змееглаз принялся рассказывать о своем народе, о битвах, путешествиях по морю, о невероятных трудностях жизни на севере. Император слушал с видимым удовольствием, радуясь, что заручился поддержкой этих необыкновенно воинственных и мужественных людей. Один момент особенно обрадовал его.
– Когда мы приносим клятву, это серьезно, – сказал Змееглаз. – Ничто не заставит нас нарушить слово, ни голод, ни смерть, ни нищета. Для нас человек настолько хорош, насколько твердо его слово.
– Говорить-то можно сколько угодно, но что на деле? – спросил император. – Многие из тех, кто клянется в верности Христу, ведут себя вовсе не по-христиански, когда никто не видит.
– Если наши клянутся, то и поступают соответственно, – заверил мальчик. – На рынке в Бирке я ни разу не слыхал, чтобы кто-нибудь не сдержал слова. Если норманн пообещал, что заплатит через десять дней, то он принесет деньги через десять дней, даже если для этого ему придется перерезать глотку другому купцу.
Император поглядел на спину часового-хитаероса, который сидел, скрестив ноги, и мок под откинутым пологом палатки.
– У ромеев все иначе, – сказал он. – Они живут в страхе перед правителем или же перерезают ему горло. Они не знают иного пути с самого основания империи.
– Мои братья не такие, – повторил
