«античная философия не могла избежать… заключения» о том, что необходимо, «чтобы Идеи существовали сами по себе»[442]. Бергсон объясняет данное требование так: если рассматривать Идеи в качестве «простых снимков», «схватываемых разумом с непрерывности становления», то неизбежен вывод об их вторичности, относительности, обусловленной зависимостью Идей «от разума, который их себе представляет»[443]. Эйдосы же вторичными по определению быть не могут, поскольку являются априорными формами для вещей, предсуществуя вещам и обусловливая бытие последних. В этом смысле эйдосы независимы от сознания человека и не нуждаются в конституировании посредством сознания, в отличие от обыкновенных понятий.
Однако, допустив онтологичность эйдосов, наделив их собственным бытием, нельзя упускать из виду, что это бытие неизменное, застывшее в своем непреложном совершенстве; ведь эйдосы не подвержены воздействию изменчивой земной реальности и не знают, что такое всесильное время. Платоновская философия Идей, по Бергсону, «исходит из формы и в ней видит самую сущность реальности»; причем «такая независимая от времени форма уже не будет формой, содержащейся в восприятии; она будет понятием»[444]. Итак, Идеи апеллируют к Вечности, являющейся их колыбелью и обителью. Ясно, что подобные вечные и самодовлеющие понятия, наделенные собственным бытием[445], независимым от становления и длительности, не подходят для характеристики изменяющейся, длящейся реальности – истинной реальности, согласно Бергсону.
По мнению философа, «свести вещи к идеям значит… разложить становление на его главные моменты, каждый из которых… свободен от закона времени и как бы установлен в вечности»[446]. Идеи Бергсон уподобляет снимкам с реальности, то есть застывшим моментам, точкам на линии, символизирующей движение и являющейся его пространственным следом. «…Приложение кинематографического метода интеллекта к анализу реального приводит к философии Идей»[447], – замечает Бергсон.
Оппозиция «интуиция/интеллект» предстает в приведенных высказываниях в виде антитезы «образ/понятие», в виде противопоставления формы, «содержащейся в восприятии», и формы как ментальной конструкции, что позволяет перейти к оппозиции «конкретное восприятие/абстрактное мышление»[448]. «Бергсон прав, когда он отвлекает нас от понятий и обращает к восприятию для того, чтобы нам удалось приобрести познание… движущейся жизни»[449], – уверяет Джеймс.
В отмеченной оппозиции наиболее полно раскрывается представление Бергсона об истине и достоверности, исходящей только из опыта[450]. Как уже приходилось говорить, образ у Бергсона есть квинтэссенция абсолютного опыта[451]. (Этот вывод проистекает из признания чистого восприятия абсолютно непосредственным и, следовательно, исходным[452]). Согласно Бергсону, не нужно объяснять, как появляется восприятие: оно дано изначально. Окидывая
Обычные понятия, по Бергсону, вообще не обладают собственным бытием, в этом их отличие от платоновских эйдосов и в этом сходство последних с бергсоновскими образами (поседние связаны с работой восприятия и сознания, бытию которых по природе имманентна длительность). Однако бытие образов процессуально; оно длится, а бытие идей – вечно и неизменно.
Еще раз подчеркнем, что интуиция – это тоже, по Бергсону, функция мышления, – но не абстрактного мышления. Удивительно, насколько близок Бергсону в проведении указанных бинарных оппозиций Джеймс: он говорит о «великом преобразовании» «порядка восприятий в порядок понятий» (
«…Истина по природе эмпирическая…» – таково мнение Бергсона (Цит. по:
Штенберген говорит о методе Бергсона как о методе «абсолютного опыта»
