казачий разъезд. Стали объясняться. Сошли с телеги и пешком, снова под конвоем, направились в трипольский штаб. Наконец на сей раз в помещении штаба оказались уже и мои знакомые из числа родственников крестьян, которых я защищал в свое время по делам о самосудах, убийствах в драке и т. д…
Нас встретили очень приветливо. Решено было поместить нас в одном из лучших домов местечка, у зажиточного купца Половинчика. Тут же нам гордо сообщили о том, что все пароходы задержаны и отведены в Плюты, где находятся под охраною разъезда казаков.
Это был тяжелый удар… Мы снова были отрезаны от Киева.
Но нельзя было даже показать и тени неудовольствия. А между тем повстанцы переоценивали значение для них захвата пароходов. Было морозно – река должна была остановиться со дня на день и налет на Киев с Днепра, на пароходах, уже все равно не мог осуществиться…
Но разве в дни стихийного восстания есть время логически размышлять, взвешивать?
Нас отвели к Половинчикам. Старики хозяева оказались на редкость милыми и гостеприимными людьми. У них уже поселили несколько человек из пассажиров, снятых с пароходов и застрявших поневоле в Триполье, а также эконома или управляющего имением соседнего с Трипольем помещика, Орлова, оставшегося нам потом весьма памятным.
Нас заботливо накормили и уложили спать.
На следующее утро меня навестил капитан одного из пароходов, находившихся под стражей в Плютах. Он пришел с утра в местечко и узнал от жителей, что я нахожусь в Триполье, у Половинчика. Капитан предложил Фещенко-Чоповскому и мне перебраться к нему на пароход. Но Фещенко-Чоповский считал неблагоразумным удаляться так далеко от трипольского штаба, где нас знали и где, казалось, мы были в безопасности. Пришлось с ним согласиться, о чем мы оба на другой день очень пожалели…
Кажется, был воскресный или праздничный день. На площади, на горе собралась многотысячная толпа. Священники вышли с хоругвями, иконами…
Народ приносил присягу Директории. На другой день около 12 часов дня поднялась тревога. Все население местечка стремглав бежало на самую высокую гору, откуда открывался вид на Днепр и на далекие просторы. Взобрались на гору и мы.
Словно белые лебеди, плавно неслись один за другим по реке, уже значительно выше Плютов, пароходы… Вспомнились дивные, трогательные описания норвежских писателей о последних пароходах, покидающих перед наступлением зимы маленькие норвежские города с замерзающими фиордами.
Скоро все объяснилось. Из Киева, оказывается, пришел «бронированный», как говорили в толпе, пароход. С парохода дали залп по берегу, после чего казаки, охранявшие пароходы, разбежались. А так как, по недосмотру повстанцев, все пароходы все время не тушили огня и стояли на парах, то все случившееся представлялось ясным.
Позже, в Киеве, я узнал, что пароходные общества и частные пароходовладельцы, желая спасти свое имущество, пригласили безработных
