лучами, выглядела празднично даже в этот обычный день. В противоположном конце города, на пологом холме, сияли белизной крыши королевского дворца с флагами на шпилях. Над дворцом в лазоревом небе носились голуби. Астид несмело улыбнулся, и, пришпорив лошадь, догнал Гилэстэла.
– Куда мы едем? – спросил он.
– Туда, где я живу. Где будешь жить и ты.
– В ваш дом?
По лицу Гилэстэла скользнула тень.
– В то место, где я родился.
– /-
Зверь мчался через лес, хрустя сучьями, продираясь сквозь кусты, напрягая оставшиеся силы. Голоса собак слышались все ближе. Кабан вырвался на поляну, и остановился отдышаться, опустив голову. Его мохнатые бока вздымались, словно меха в кузне, из пасти капала пенная слюна. На недалекий шорох зверь поднял голову, и в тот же миг стрела вонзилась ему в шею. Завизжав, кабан заметался по поляне, обильно пятная опавшую листву кровью. Потом рванулся к кустам, но вторая стрела угодила ему под левую лопатку, и зверь рухнул в листву. Он дергал ногами, упираясь и пытаясь подняться. Громкий визг перешел в булькающий хрип.
Астид спрыгнул с дерева, закинул лук на спину и встал поодаль, наблюдая за кабаном. Зверь косил на него карими глазами, полными боли и ненависти. Астид усмехнулся и подошел ближе, предвкушая тот миг, когда блеск в звериных глазах сменится тусклой пеленой, а жизнь покинет горячее тело с последним выдохом. Он видел это не раз. Это было естественно. Но так непонятно. И так завораживающе.
Послышался топот, треск веток под многочисленными ногами загонщиков, и на поляну выскочили люди.
– Ваша милость! – к Астиду подбежал человек с длинным ножом наготове. – Вы не ранены? Не стоило так близко подходить к нему.
– Все в порядке, Оллай, – ответил Астид, не отрывая взгляда от зверя.
– Хорошие выстрелы, – похвалил Оллай, одобрительно качнув головой.
– Хороший выстрел должен быть один, – полукровка пожал плечами и отвернулся от издохшего животного. – Скажи князю – я еще поброжу.
Оллай кивнул, и кликнул загонщиков. Слуги связали кабану ноги, и, подвесив тушу на жердь, быстро потащили в лагерь. Астид же углубился в лес, отчасти недовольный тем, что созерцание таинства смерти было так бесцеремонно прервано.
В охотничьем домике Гилэстэл осмотрел доставленную добычу.
– Кто убил?
– Илан Астид, – ответил Оллай. – Две стрелы в него выпустил. Да так добить и не смог. Все же жалостен он, Ваша светлость. Смотрит на зверюгу, а у самого глаза такие…. Молод еще, мягкосерден.
Гилэстэл выслушал Оллая молча, лишь странная улыбка тронула губы князя. «Жалостлив». Уж он-то знал, что в отношении Астида этот эпитет был неуместен. Гилэстэл давно понял, почему его юный компаньон никогда не добивает зверя на охоте. Потому что ему нравится смотреть, как тот мучается, корчится в предсмертной агонии, нравится смаковать чужую боль и страдание. За неполные
