шкуру на земле мехом вниз. Затем подошел к Ирве. Протянув руку, жрец стянул с юноши белый покров, и тот остался совершенно нагим. Послушный тихим словам колдуна, Ирве опустился на мокрую от крови, в ошметках жира и мяса, шкуру зверя. В руках у Баэлира появилась игла, и он широкими стежками стал зашивать шкуру на Ирве. Вера в шоке смотрела, как тело её спасителя скрывается под темным мехом мадвура. Последними швами Баэлир скрепил шкуру на голове. В прорезях звериных глазниц были не видны глаза Ирве, когда он поднялся на ноги перед жрецом. Лишь на груди, там, куда угодил нож, в прорехе просвечивало тело. В отблесках трепыхающегося в плошках пламени извивались косматые тени, отбрасываемые Ирве. Они то удлинялись, словно подкрадываясь к стоявшим вокруг людям, то съеживались, подползая к лохматой фигуре в центре огненного круга.
Баэлир вплотную приблизился к Ирве. В левой руке у него была чаша с сердцем, в правой – узкий обрядовый нож. В тишине, нарушаемой лишь потрескиванием масла в плошках, негромкие слова были слышны всем.
– Повторяй за мной, – произнес жрец. – Предо мной твой свет.
– Предо мной твой свет, – глухо отозвался из-под шкуры Ирве.
За спиной стезя.
Вспять дороги нет.
Выправить нельзя.
Что мною содеяно.
Лихим часом навеяно.
Стою пред твоим ликом.
В смятенье великом.
Ако младень наг.
Никому не враг.
О милости прося.
Твою кару снося.
Слова, произносимые Ирве, приглушенным эхом плыли над площадью. Замолчав, Баэлир занес нож над чашей и вонзил его в сердце мадвура. Затем, выдернув клинок, ткнул острие в просвет шкуры, в тело Ирве. Тот вздрогнул, но устоял на ногах. Вера в ужасе ахнула. Айна сжала её руку, заставляя замолчать. На лезвии, воздетом Баэлиром кверху, алела кровь. Стряхнув капли в чашу с сердцем, жрец несколько раз обошел вокруг Ирве, приговаривая:
В вечном веку
Светлому Валкуну
славу реку —
Жизни хранителю,
небес повелителю.
Именем Яснобога
Зову на помогу,
Нейну, Акилу, Трира и Уннию,
Иороса, Кану, Локо и Сулию.
Искуплена кровью
Вина родословья.
Хозяин-мадвур,
отец черно-бур.
Нам вину отпусти,
роду не мсти.
После этого Баэлир поставил чашу с сердцем на поленницу и убрал нож. Взяв одну из плошек с горевшим огоньком, он поднес её к дровам. Сухие поленья, окропленные маслом, охватило пламенем. Через несколько минут на площади жарко полыхал костер, распространяя дым и запах горелого мяса.
Под треск поленьев и гул огня Баэлир поднял вверх руки, и обратился к собравшимся на площади людям.
– Идите по домам. Новый день явит нам волю Валкуна.
Выслушав
