голос сына.
– Я да… да… а что?
– Три булки уже готовы. Доставай!
Я открыл духовку, и три буханки, словно три новые копейки, опустились на приготовленный сыном поднос. Ах, что это были за буханочки! Я хотел было, разразиться тирадой в адрес этих хлебов, но услышал деловое:
– Быстренько маслице, и вперёд! Важно не упустить температуру! – Сын уже приготовил тесто, и вторая партия, так же ловко шлёпнулась в разгорячённые формы, и ушла в духовку. Я взял бутылку: на дне было несколько капель постного масла. Всё это вылил на корочку буханок, тщательно заполировал специальным пером. Я сделал всё это молча. Сам же обещал в сынов день полное подчинение.
Когда хлебы оказались в духовке, сын улыбнулся:
– А теперь трави мне и скифах, и о языческих богах…
Научил на свою голову…
– Научил, так терпи, терпи папаня, – всё так же лукаво, блеснул глазками сын.
– С радостью, – ответил я.
И, правда, сын в работе молоток. В свои восемь лет, он так ловко управлялся с формами, с тестом, и готовыми хлебами, словно опытный пекарь. – «Токарь – пекарь, токарь – пекарь, токарь – пекарь» – запел я не без удовольствия. – А что, сын, пожалуй, и проскочим? А?
– Может и проскочим, пока, но надо что-то думать…
– Да не боись, сын, я уже кое что придумал… Только вот потянем ли мы?
– Опять идея? – Сын сел за стол, опёрся руками о подбородок. Ну и?
– Ладно, об этом потом, надо ещё эту идею выносить.
– Как всегда! – выдал сын любимую фразу.
…Был март, и погода была просто собачья. Ветер, холодный, влажный, завывал между стальными корпусами гаражей. И снежинки, последние, мартовские, кружились в воздухе, и падали нам на плечи, на руки, и на влажный рюкзак. А влажный он был от того, что был полон горячих хлебов. И снежинки, падая на рюкзак, таяли. И он стал совсем мокрый. Битый час мы ходили от гаража к гаражу, и предлагали хлебы голодным мужикам. Но трезвые, равно как т пьяные мужики, глядели на нас, как на привидения. И никто не купил у нас наших замечательных хлебов.
– Да, дела хреновые, сынуля… – промёрзшим, упавшим голосом сказал я, проходя мимо очередного гаража.
– Может, к этому дядьке подойдём? – сказал сын, глядя на очередные открытые ворота…
– А смысл?
– Может, повезёт? – Не успел я завершить фразу, как из ворот вышел высокий, дородный, откормленный мужик, лет сорока. И приветливо улыбнувшись, сказал:
– Что вы тут делаете, любезнейший Сергей Аркадьевич, уж не гараж ли вы вздумали покупать?
Боже! Это был Урбанский! Тот самый Аркаша Урбанский, который звал меня редактором в во вновь испечённый журнал.
Отступать мне уже было некуда. Хорошо хоть, не крикнул с порога: «…а вот хлебы, с пылу с жару…»
– Аркаша! – Я цыркнул глазами на сына. «Мол, тихо…» Но сын сам всё понял. – А ты что тут делаешь?
– Как
