в прозрачной канюле раствор капает слишком быстро. Не помнил, откуда ему известно допустимое количество капель в минуту, но знал, твердо знал, что это «нихт гут» – нехорошо. Отныне он будет употреблять это определение гораздо чаще, чем в прошлой жизни, но произносить будет несколько иначе. В его земле изъяснялись на милом диалекте «пфэльциш» и поэтому произносили не литературное «нихт гут», а шепелявое «нишьт гут».
Мочевой пузырь раздулся до пупка.
Огляделся, ища кнопку звонка. Должно же быть устройство, при помощи которого даже связанный пациент может позвать медсестру.
Он не помнил, что лежал в университетской клинике города Майнца, когда ему удаляли гланды, но знал точно, что должен быть звонок вызова рядом с кроватью. Раз его нет на стене, значит, он должен быть вмонтирован в изголовье, чтобы пациент мог дотянуться до кнопки.
Осторожно запрокинул голову, болел зашитый лоб, закатил глаза.
На ржавой спинке кровати висел температурный лист. Звонка не было.
Нишьт гут!
Он не мог позвать на помощь максимально громко – разбитый ботинком таксиста рот едва открывался, но он кричал по-русски, по-немецки, дул на грудь, пытаясь прогнать мух.
Смотрел на худеющий полиэтиленовый сосуд с раствором и молился, чтобы он скорее опустел. Ведь тогда обязательно придет медсестра, чтобы освободить его от иглы. Но игла опять вышла из вены, и инфузия замедлилась.
Кап! Проклятие, когда же следующая?! Кап! Локтевой сустав раздулся, как его мочевой пузырь. Кап!
Крикнул громко, насколько позволяли разбитые губы: «Мухи!» – и опорожнил пузырь.
И в тот же момент вошла заспанная медсестра.
«Мухи», – сказал он тихо и заплакал.
Нишьт гут!
Нарколог Савушкин был нетрезв, но самокритичен. Пил давно и невоздержанно, но, вопреки прогнозам непьющих коллег, не только не заработал цирроз печени, но и каким-то образом ухитрился сохранить остатки памяти и ядро философского ума.
– Кладу здоровье на алтарь науки, как Дмитрий Иванович Менделеев. Цистерну засадил великий ученый, пока написал диссертацию «Рассуждение о соединении спирта с водой».
– С Менделеевым ясно, он определял идеальную крепость водки, а ты зачем пьешь?
– А я, дорогие мои коллеги, пью в научных целях, чтобы полнее изучить клинику болезни моих пациентов. На себе ставлю эксперимент, на себе.
Этим утром в результате пятидневного эксперимента сквозь адский шум мотора старенького «Запорожца» нарколог совершенно явственно услышал громкую мелодию популярной песни: «Листья желтые над городом кружатся».
Нарколог сбросил газ – мелодия зазвучала тише. Нажал педаль акселератора, и песня полилась так, будто солист сидел на заднем сиденье автомобиля.
Савушкин не только не испугался слуховых галлюцинаций алкогольного генеза, наоборот, безмерно обрадовался давно ожидаемому
