современных людей, вера которых в сотни раз глубже, чем у некоторых евангельских исцеленных, уповают на Христа, молят Его об исцелении, но тщетно. Небеса молчат! Не сбылось обещание о «вере, которая горы разрушает»: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: перейди отсюда туда, и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас» (Мф.17:20). На протяжении истории миллиарды верующих с минимальной верой с горчичное зерно вопили к Богу – а горы не сдвигались…
Конечно, можно ответить на это, что молитвы не сбываются, потому что христиане – малонравственные и далеко отстоят от Бога. Но в Евангелии Христос нигде не говорит, что достигший святости и высоконравственности получит Его милость. Он говорит об одном необходимом компоненте – о вере…
Кроме этого, Достоевский поднял вопрос, который его жутко мучил: где Бог, когда страдает невинный, когда страдают дети? Помните, как в «Форесте Гампе» малышка Джейн убегала от пьяного отца в поле и просила у Бога защиты, чтобы он сделал ее птичкой, и она смогла улететь подальше от издевательств в семье? В «Братьях Карамазовых» есть несколько историй о страданиях маленьких деток, одна из них – вот: «Девчоночку маленькую, пятилетнюю, возненавидели отец и мать, «почтеннейшие и чиновные люди, образованные и воспитанные». Видишь, я еще раз положительно утверждаю, что есть особенное свойство у многих в человечестве – это любовь к истязанию детей, но одних детей. Ко всем другим субъектам человеческого рода эти же самые истязатели относятся даже благосклонно и кротко, как образованные и гуманные европейские люди, но очень любят мучить детей, любят даже самих детей в этом смысле. Тут именно незащищенность-то этих созданий и соблазняет мучителей, ангельская доверчивость дитяти, которому некуда деться и не к кому идти, – вот это-то и распаляет гадкую кровь истязателя. Во всяком человеке, конечно, таится зверь, зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч. Эту бедную пятилетнюю девочку эти образованные родители подвергали всевозможным истязаниям. Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили всё тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью (как будто пятилетний ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься), – за это обмазывали ей всё лицо ее калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла! И эта мать могла спать, когда ночью слышались стоны бедного ребеночка, запертого в подлом месте! Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ней делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к «боженьке», чтобы тот защитил его, – понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой
