фонарики-огни чужих теплых, счастливых квартир. Они радостно подмигивали Кате, будто приглашая заглянуть. Девочке от этого стало так тоскливо; так страшно, что наступает ночь, а мама болеет, и она совсем одна, и помочь некому, что Катя вдруг, сама от себя того не ожидая, заплакала. Да так, как не плакала даже в детстве: в голос, навзрыд. Она никак не могла остановиться, хотя понимала, как глупо это, должно быть, выглядит со стороны; если вдруг кто-то увидит ее в окне…
И тут Катя заметила в отражении, у себя за спиной, кошку. Обыкновенную черную кошку, пушистую, как комочек ангорской шерсти. Кошку, которой у них с мамой никогда не было. Катя резко обернулась. Естественно, никого у нее за спиной не было. Между тем, кошка в отражении была. Она посмотрела на Катю большими желтыми немигающими глазами, вильнула хвостом, и направилась в сторону комнаты, где спала мама, исчезнув на миг за оконной рамой. Катя бросилась за ней. Ей почему-то показалось, что эта несуществующая кошка может как-то обидеть ее заснувшую маму.
Она влетела в комнату, но там никого не было. На прикроватном столике мягко горела ночная лампа под цветным абажуром, рядом лежала все та же книга, которую Катя читала несколько минут назад. Мама тихо дышала. Спала. И тут, в маленьком кружке отражения лампы на стекле, Катя снова увидела черный комочек шерсти. Только теперь кошка сидела на шкатулке темного дерева и открывала ее пушистой лапой. Катя знала эту шкатулку. Это та вещь, которую мама строго-настрого запрещала брать в руки. Кошка в отражении настойчиво открывала шкатулку.
Катя подняла палец и очень серьезно прошептала кошке:
– Мама эту вещь трогать запретила! – и решительно собралась уходить из комнаты. Но тут произошло нечто удивительное – кошка выпрыгнула из отражения и стала самой настоящей, живой и пушистой. В один прыжок она оказалась около постели мамы, прыгнула ей на грудь и оглушительно заорала: «Проснись!». Катя в ужасе замерла на пороге маминой спальни. Но она не успела, что-либо сделать – мама открыла глаза и села. Она казалась слегка смущенной, но в целом не выглядела ни испуганной ни растерянной.
Она внимательно посмотрела на кошку, как на давнюю знакомую, без тени смущения и удивления:
– Они рядом? – та кивнула. – А я уже начала надеяться, что этого не случится…
– Мама! – не выдержала Катя. – Что не случится? Тебе нельзя вставать, я сейчас дам тебе лекарство и ты уснешь, а завтра тебе станет лучше и мы будем пить чай с малиной, – шептала она, во все глаза оглядывая вмиг преобразившуюся маму. Та вдруг стала будто светлее, будто внутри нее включили лампочку, и теперь ее кожа, волосы светились.
Но мама прервала ее воркование:
– Родная, у нас мало времени, – проговорила она, вставая с постели. – Надо торопиться, раз уж так вышло… В гардеробной комнате есть шкатулка, та самая, к которой я тебе всегда запрещала даже прикасаться. Сейчас она тебе
