очень, – покачал головой Витька.
– Ну и ладно, – кивнул наш проводник. – Тогда выключите их к едрене фене. Это я так – попугать хотел немного. Если бы струсили…
Что было бы, если бы мы струсили, он не договорил, а мы расспрашивать не стали.
– Ну, кто самый смелый? – спросил Шинкаренко. – Кто хочет пойти погулять по Рыжему лесу?
– Я пойду! – неожиданно для себя заявила я.
– Иди, – кивнул Володя. – Вот так все прямо иди, никуда не сворачивай.
– И что?
– А увидишь…
И я пошла.
Итак, вскоре после полуночи 26 апреля мощность реактора упала до 30 МВт.
При такой малой мощности начинается интенсивное отравление реактора продуктами распада, в основном – йодом. Быстро восстановить параметры становится очень трудно, практически невозможно. Надо ждать примерно сутки, пока реактор «разотравится». Значит, эксперимент с выбегом ротора срывается. Это сразу поняли все атомные операторы, в том числе Леонид Топтунов и начальник смены блока Александр Акимов. Понял это и заместитель главного инженера по эксплуатации Анатолий Дятлов. Понял и пришел в бешенство. «Японские караси! – хрипло кричал Дятлов на операторов. – Бездари! Срываете эксперимент!»
Топтунову было ясно, что подняться до прежнего уровня мощности ему вряд ли удастся. Нет, теоретически это можно было сделать, но тогда надо было резко уменьшить число погруженных в зону стержней. Это очень опасно. Для этого надо немедленно остановить реактор. И Топтунов твердо сказал: «Я „подниматься» не буду!» Это было решение, которое могло предотвратить Чернобыльскую катастрофу. Увы, оно осталось только словами, потому что тут же последовал резкий окрик Дятлова: «Брешешь, японский карась! Все сделаешь! А не будешь „подниматься», это сделает Трегуб!» Сдавший смену Трегуб находился рядом – остался понаблюдать за тем, как идут испытания. И Топтунов дрогнул. Потом, в припятской медсанчасти, перед отправкой в Москву, он рассказывал: «Я прикинул: оперативный запас реактивности двадцать восемь стержней… Чтобы компенсировать отравление, придется подвыдернуть еще пять – семь стержней из группы запаса… Очень опасно, но, может, проскочу… Ослушаюсь – точно уволят!» Молод был Леонид Топтунов, 26 лет, не было у него опыта противостояния начальству…
И он начал подъем мощности, тем самым подписав смертный приговор себе и тысячам других людей…
Я шла по Рыжему лесу, как было велено, никуда не сворачивая. Лес вокруг светился загадочным и жутковатым голубым светом. Я шла и в такт шагам повторяла детскую считалочку: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! Раз, два, три, четыре, пять»… Трудно сказать, откуда эта считалка вдруг взялась в моей голове и с какой целью я ее твердила, – наверное, чтобы не умереть со страху в голубом Рыжем лесу. Пройдя метров двести, я увидела впереди что-то большое и темное. Я даже не успела по-настоящему испугаться, когда поняла, что это – наш БРДМ. Но ведь я шла совершенно прямо! Ни разу никуда не повернула… У машины стоял
