экипажа, – что он еще не привык к лондонскому движению и не понимает, что ходить можно только по тротуару. Ну и, разумеется, когда он видит на другой стороне улицы кота или, скажем, собаку, то бросается туда сломя голову, лавируя между каретами и портшезами. Иногда при этом возникает ужасная суматоха, потому что лошади пугаются, а мне приходится краснеть за него!
– С легкостью готов в это поверить! Какого дьявола вы привезли его в Лондон?
Она в изумлении воззрилась на него.
– А что еще нам оставалось делать?
– Разве вы не могли оставить его на попечении… ну, не знаю… садовника, или скотника, или управляющего имением?
– Конечно нет! – вскричала она. – Неужели вы полагаете нас такими бессердечными? Когда он спасал жизнь Джессами, то словно знал – а Чарис уверена, что и впрямь знал, – что и сам обязан Джессами жизнью! Я подозреваю, что он просто ничего не помнит, потому что совершенно не боится воды, но трое деревенских мальчишек бросили его в пруд, привязав на шею кирпич, когда он был совсем еще щенком, бедненький наш Лафф! Вот Джессами и нырнул за ним, и я никогда не видела его в таком ужасном виде, как тогда, когда он вернулся домой с Лаффом на руках! Мокрый насквозь, с залитым кровью лицом, потому что у него был разбит нос, и с синяком под глазом!
– Да он у вас записной драчун, а?
– Н-нет… только когда случается что-нибудь в этом роде, тогда он очертя голову кидается в драку, словно тигр, как говорит Гарри. Он совсем не любит бокс, в отличие от того же Гарри, и, по-моему, у него не очень хорошая техника… если вы понимаете, что я имею в виду?
Маркиз, большой любитель сего благородного спортивного искусства, попросил ее объяснить ему смысл этого выражения.
Она озабоченно наморщила лоб.
– Словом, это подразумевает умение, кажется. То есть важно не только махать кулаками! Надо и вставать, и… показывать класс, и… О да! И улыбаться при этом! Хотя я не понимаю, как можно улыбаться при таких обстоятельствах! Полагаю, Гарри в этом смысле легче, потому что он – весельчак от природы, а вот Джессами – совсем другой. Да, совсем другой.
Она умолкла, явно думая о Джессами. От нечего делать Альверсток после недолгой паузы решил возобновить разговор.
– Значит, Джессами – самый сдержанный член вашего семейства?
– Сдержанный? – Она задумалась, и морщинки на лбу стали глубже. – Нет, не совсем так, пожалуй. Я не могу охарактеризовать его, потому что сама не понимаю до конца, особенно теперь, когда он стал почти взрослым. Мистер Ансделл – наш викарий – говорит, что у него страстная душа и что мне не стоит беспокоиться, потому что со временем он станет спокойнее и рассудительнее. Видите ли, он хочет быть служителем Церкви. Должна признаться, поначалу я думала, что это влияние конфирмации и что эта блажь вскоре пройдет. Не могу сказать, что не хочу, чтобы он становился священником, но мне это представляется маловероятным. Мальчишкой он был смелым и даже отчаянным, вечно попадал
