из преследователей разговаривал с торговцем фруктами, чья палатка находилась рядом с тем местом, где я прятался. Я даже с ужасом вспоминаю, как хотел выглянуть наружу как раз в тот момент, когда железнодорожник сам заглянул в отверстие трубы, пристально всматриваясь в темноту. На мгновение мне показалось, что его взгляд остановился на мне, но после заминки он двинулся дальше. Неужели меня едва не обнаружили? Неужели я видел того, кто меня приютил? Теперь я в этом не уверен, но эта сцена крепко врезалась мне в память, наверное, из-за ужаса перед предательством – я ведь доверился этому человеку, не сомневался, что он мне поможет, а вместо этого теперь земля горела у меня под ногами. Никогда не забуду ужаса, который пережил тогда.
Я еще какое-то время посидел в трубе, пока не убедился, что оба преследователя ушли, потом незаметно выскользнул из нее и стал пробираться по самым темным улочкам и переулкам. Я был убит горем: мои надежды рухнули, но, с другой стороны, испытывал невероятное облегчение, ведь мне удалось сбежать. По крайней мере инстинкт самосохранения меня не подвел. В каком-то смысле я черпал силы в том, что смог сам о себе позаботиться.
4. Спасение
Я так боялся, что меня опять обнаружат железнодорожник и его приятель, что не решился оставаться рядом с вокзалом. Не считая единичных вылазок на соседние улочки, я все еще опасался отходить далеко от того места, где я оказался, впервые приехав в этот город. Но сейчас уйти меня вынуждали обстоятельства. Я решил первый раз перейти на тот берег реки.
Тротуары по обе стороны длинного моста были так же многолюдны, как и железнодорожные платформы на станции, но здесь толпа была более пестрой. Большинство просто куда-то спешили, в одиночестве или в компании, с очень озабоченным видом, но были и те, кто просто бродил по мосту, как будто они здесь и жили, над водой. Приходилось лавировать между семьями, неспешно идущими сплоченными группами, и людьми, несущими на головах огромные тюки товаров. Проходил мимо нищих и калек, просящих подаяние, безруких, безногих или одноглазых; у некоторых лица были изъедены болезнью, все умоляли бросить им в металлическую миску рупию или немного еды. Дорогу посередине моста наводнял разнообразный транспорт, включая рикш и повозки, запряженные волами, здесь даже бродили отбившиеся от стада коровы. Количество людей ошеломило меня. Я пробирался, как мог, через толпу и, оказавшись на другом берегу, тут же свернул с основной дороги.
Теперь, в более спокойной обстановке, я бесцельно бродил по лабиринту улиц и переулков, озираясь в расчете на помощь и сторонясь того, что могло причинить неприятности. Из-за железнодорожника стало труднее отличать одно от другого. И, несмотря на то что из-за его предательства я стал доверять своему чутью на опасность, я понял, что сам я долго на улице не выживу – опасностей было слишком много, предвидеть все было невозможно. Я стал подозрительно относиться к людям – если они не были ко мне равнодушны, то хотели причинить вред, –
