type="note">[288] В дальнейшем литье пушек стало для Москвы явлением обычным. Москва была тем арсеналом, который вооружал Россию XVI века.
Пушки потребовали немалого количества пороха. И одно известие 1531 года рисует нам большое значение Москвы как центра производства боеприпасов. В Москве на Алевизовском дворе внезапно взорвалось пушечное зелье (порох). Зелье делали «градские люди», из числа которых сгорело 200 человек.[289] Градские люди, или горожане, заняты были работой по производству пороха (по найму или по повинности). Это сообщение указывает на то, что производство пороха в Москве носило массовый характер.
Москва была застрельщиком и новой строительной техники. Это утверждение покажется несколько неожиданным, так как сложилось представление, неоднократно повторяемое в нашей литературе, о том, что строительное искусство московских мастеров было настолько плохим, что пришлось приглашать итальянских архитекторов во главе с Аристотелем Фиоравенти. Нисколько не умаляя значение пришлых мастеров и их лучшие технические познания по сравнению с русскими мастерами конца XV века, следует отметить, что Успенский собор, который строили русские мастера, рухнул не столько из—за их плохой работы, сколько вследствие внезапной катастрофы (землетрясение).[290]
Аристотель стал изготовлять кирпичи по—новому, но применение кирпичей для строительства началось в Москве задолго до его приезда. В 1467 году была отремонтирована церковь в Вознесенском монастыре в Кремле «предстательством Василия Ермолина». Другая летопись прямо говорит о Василии Ермолине как изобретателе, который вместе с мастерами—каменщиками, «домыслив» (додумавшись, изобретя), одел старую церковь заново камнем и обожженным («обжиганым») кирпичом.[291]
МОСКОВСКОЕ РЕМЕСЛО XIV–XV ВЕКОВ В СВЕТЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ РАСКОПОК
Археологические изыскания в разных частях Москвы, которые производились за последние годы под руководством А. В. Арциховского, М. Г. Рабиновича и др., углубили наши представления о ремесленном характере средневековой Москвы.
Прежде всего, удалось установить, что на Подоле «великого посада» в районе церкви Николы Мокрого существовало уже в XIII–XIV веках развитое кожевенное и сапожное производство. Кожевенное производство стояло уже на значительной высоте. «Дубление кожи растительными экстрактами производилось очень тщательно». Кожевенная мастерская имела чан для дубления кожи и зольник. Очень своеобразны были способы изготовления обуви, претерпевшие любопытные усовершенствования в XIV–XV столетиях, когда появляются сапоги на каблуках и на толстой воловьей подошве.[292] Таким образом, Подол «великого посада» выступает перед нами как один из ремесленных районов Москвы, где особенно было развито кожевенное и сапожное мастерство.
На Подоле открыт был и двор литейщика – ювелира XIV–XV веков. В нем найдены были остатки плавильной глинобитной печи, небольшие тигли с остатками бронзы
ПСРЛ. Т. VIII. С. 278. В подлиннике это известие звучит так: «Загореся внезапу зелие пушечное на Москве на Успенском враге, на Алевизовьском дворе; делаша бо его на том дворе градские люди, и згореша делателей тех от зелиа того в един час боле двою сот человек».
ПСРЛ. Т. XXIV. С. 194.
ПСРЛ. Т. XXIII. С. 158; Т. XXV. С. 279.
Рабинович М. Г. Великий посад Москвы // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. 1955. Вып. 57. С. 79–81.
