пар. Наташа стала держать конверт над паром, обжигая пальцы. Бумага разбухла, стала влажной. Когда Наташе удалось открыть конверт, руки ее дрожали, а сердце металось между горлом и животом.
Круглые Леркины буквы бросились врассыпную, затем слиплись в слова, а те, в свою очередь, горохом покатились перед глазами.
«Почему это бывает так больно?» – наконец сложилось в единую строчку. Наташа попыталась взять себя в руки и прочитала первые пять строк. Дойдя до строчки про «больно», вернулась к началу. Что-то внутри, натянутое до предела, со звоном лопнуло, и теперь в голове стоял монотонный звон.
«Первый раз у нас ничего не получилось, я убежала, – сообщала Лерка. – Но Юрка уговорил меня попробовать еще…»
Наташа почувствовала, что у нее пересохло во рту. Так, что стянуло губы. Она схватила чайник и хлебнула из носика. Даже кипяченая вода отдавала хлоркой.
«Но второй раз было еще хуже! Эта ужасная боль, я думала – умру от боли! А кровь! Сколько было крови! У меня вся одежда была в крови!» Наташа поняла, что стучит зубами. Хотелось кричать, пробить стенку кулаком, завыть от обиды и непоправимости того, что случилось. Лерка, одуванчик, что ты натворила? Разве она, мать, не говорила ей? Разве не предупреждала, что секс раньше времени – как недозрелый плод, жесткий и горький… Господи, что делать-то теперь?
«Аня, скажи, почему все восторгаются этим? Почему все этого хотят?» – спрашивала Лерка подругу, и Наташа проклинала расстояние, что разъединяет сейчас ее с дочерью.
Сначала она злилась на Лерку. Окажись дочь сейчас, сию минуту здесь, рядом, Наташа скорее всего отхлестала бы паршивку по щекам, накричала бы и затопала ногами. Давно ли Лерка, глядя матери в глаза, говорила, казалось, искренне, что да, она все понимает и ничего такого себе не позволит раньше времени. Потому что да, аборты, болезни и врач-гинеколог. И незрелый организм.
Да, она не дура и зла себе не желает.
И вот на тебе! На улице после дискотеки, в каких-то кустах, среди мусора!
Наташа металась по квартире, не в состоянии сидеть на одном месте. Теперь она злилась на Юру. Сопляк! Какое он вообще имел право воспользоваться Леркиной симпатией, склонить девчонку к сексу, в котором сам ничего не понимает?! Идиот! Фильмы, что ли, не смотрит, журналы не читает? Неужели трудно было организовать вокруг этого элементарную романтическую атмосферу? Придать всему более-менее цивилизованный вид, если уж приспичило? Дегенерат! И она это чувствовала! Она сразу невзлюбила этого Юру, у него на морде все написано! Ее Лерку! Которая из ангин не вылезает, у которой и месячные толком не установились, скачут, как им заблагорассудится!
«Теперь я его избегаю, – делилась Лерка переживаниями. – Представить себе не могу, что это может повториться! Вчера он подсылал пацанов, чтобы позвали меня на улицу. Я не пошла. Проревела весь вечер. Ведь я так люблю его…»
«Какое там „люблю“! – негодовала Наташа. – Держись от него подальше, дочка! Ничего хорошего от него ждать не придется. Недомерок!»
Наташина голова кипела. Было три часа ночи, а она, одна в своей двухкомнатной квартире,
