таким образом, Камзолин всё больше и больше приходил к заключению, что это так, да иначе и быть не может, и ум его усиленно занялся теперь изобретением способа всё-таки пойти на экзамен. Но каким образом это сделать? Ему могло бы придти в голову поговорить об этом с Анной Карловной. Случалось, что у неё находилась какая-нибудь старая пара сапог; могло быть также и то, что кто-нибудь из квартирантов оставался дома. Но дело в том, что все квартиранты были очень исправные чиновники, и едва ли на это можно рассчитывать. Из всего населения меблированных комнат, только у одного коллежского регистратора Свигульского можно было предполагать присутствие двух пар сапог, но коллежский регистратор, во-первых, очень презрительно смотрел на всех остальных квартирантов, а на двух студентов в особенности, и, во-вторых, был человек необыкновенно аккуратный, всегда запирал комнату и уносил с собой ключ.
Тем не менее, Камзолин всё-таки пригласил Анну Карловну и поведал ей о своём горе. На толстом, но несколько обрюзглом лице бесконечно доброй немки тотчас же явно выразилось искреннейшее желание достать Камзолину пару сапог, но тут же, на этом же лице, можно было прочитать и полную безнадёжность. Все чиновники ушли в свои канцелярии. Свигульский, по обыкновению, запер комнату.
– Разве вот мои возьмёте, господин Камзолин, – промолвила Анна Карловна, и при этом приподняла юбку и показала ему свои туфли, очень похожие на калоши.
Камзолин скрестил на груди руки и, осмотрев туфли, увидел полную невозможность воспользоваться этим странным произведением искусства. Во-первых, они были слишком велики, – Анна Карловна страдала отёком ног; затем форма их была такая странная, что, появившись в них, он обратил бы на себя внимание всего университета. Одним словом, это было невозможно, А, между тем, часы с будильником, висевшие в маленькой каморке, в которой жила Анна Карловна, показывали без четверти час, и с каждой минутой Камзолин рисковал опоздать на экзамен.
Камзолиным овладела досада. Вообще это был человек добродушный до последней степени, – но когда он представил себе, что ему придётся отложить экзамен на осень, то его взяла злость на товарища.
«Это уже слишком. – мысленно говорил он. – Можно быть небрежным, но не до такой степени. Я никогда не позволил бы себе поступить таким образом».
Сперва он ходил по комнате, потом это ему надоело, он бросился на диван, но сломанная пружина тотчас же напомнила ему о себе; он перешёл на кровать, лёг на спину и с бессильным негодованием стал глядеть в потолок.
В передней раздался хриплый звонок и произошло движение.
– А, – громко воскликнул Камзолин, – наконец-то!
И в полной уверенности, что это запоздавший Пиратов, он соскочил с кровати, растворил дверь и высунул голову в коридор.
– Это называется свинство! – выразительно крикнул он фигуре, которая появилась в полутёмном коридоре.
– А? –
