style="font-size:15px;"> – Ну? – выжидающе настаивал маэстро, – так как же?
– Элоиза Беркли…
– Эдмон, судя по рассказам отца, ты был очень серьёзным молодым человеком, когда учился в колледже Св. Павла в Лондоне. Что произошло, что я уже склоняюсь к мысли, будто Мариэль ошибся в тебе, либо… я даже не хочу об этом говорить… – Он сделал паузу. – Что с тобою происходит? Может, объяснишь мне? Неужели мне придётся устраивать так называемую промывку мозгов – грубое выражение, но однозначно точное в данной ситуации, – взрослому человеку, которого отпустили самого в Португалию, которому доверились, на которого положились, как на вполне ответственного человека… Найди в себе силы не вести себя так, как незадолго до начала нашего разговора. И ещё: несмотря на мою тираду в твой адрес, я бы хотел услышать хоть несколько слов оправданий из твоих уст, так как есть вероятность, что Мариэль что-то забыл мне о тебе рассказать.
– Почему вы так жестоки ко мне, учитель? Зачем вы заставляете меня лишний раз вспоминать о том, что я не верну Джулию… никогда не верну! Зачем вы снова вскрываете рану, которая даже не зажила?.. – вдруг выпалил Эдмон.
Почему никто даже не пытался понять его боли?
– Я понимаю…
– Нет, вы не понимаете, – перебил Эдмон. – Её больше нет!
Он нервно вздрогнул, снова закрыл лицо руками и заплакал. Милле не стал его утешать, и тому была причина.
– Хорошо, будем логичны в наших рассуждениях: ты настолько её любил, что стал после её смерти искать утешения в объятьях другой?.. – Эдмон вздрогнул после этих слов. – И я более чем уверен, твои чувства к Элоизе далеки от той чистой любви, которую ты испытывал к Джулии… Будем вести разговор, как взрослые люди. – Милле принципиально стал говорить с человеком намного младшим, чем он, на равных. – Мариэль до сих пор кается в том, что ты сейчас делаешь с такой непринуждённой лёгкостью, и мне становится страшно… Понимаешь, Эдмон, страшно. И запомни: с сегодняшнего дня я буду пристально следить за тобою! Куда бы ты ни пошёл и что бы ты ни делал, – мрачно добавил Милле. – Одно из двух: либо ты снова станешь самим собою, либо я тебя буду запирать в твоей комнате систематически после занятий и буду заваливать практическим домашним заданием так, что ты будешь иметь право лишь на несколько часов сна и трапезу в быстром темпе. Я всё ясно сказал?
Милле был не на шутку зол. Спустя много лет он до сих пор винил себя в том, что вовремя не вмешался в жизнь Антонио и позволил тому решать всё самому, дав лишь несколько наставлений, которые герцог поначалу проигнорировал. Милле, как человек умный, не желал совершать одну и ту же ошибку дважды, предприняв в похожей ситуации тактику совершенно противоположную. Он не будет просить – он будет заставлять. Одной глупостью станет меньше, если он на сей раз вмешается.
– Да, учитель, – подавляя рыдания, ответил юноша.
– Вот и ладно. А теперь я провожу тебя в твою комнату. Пошли.
Жестом руки предлагая выйти из
