Сампан свернул в эту узкую протоку, и жизнь реки Сингапур во всей ее пестроте, в шумной деловитости прыгнула навстречу Георгине.
Дюжины и дюжины лодок и челнов теснились у береговой стены, пробирались вверх по течению и скатывались вниз, вдоль правильного полумесяца портовых складов. Отовсюду слышались голоса и шумы, переплетаясь в один гул, стук и грохот; лица, одежда людей, калейдоскоп всех граней Азии. Воздух был тяжелый от перезрелых фруктов и отбросов, от рыбы, пыли, пота и гнили близких болот, приправленный солью и водорослями, ароматом пряностей и дымком от горения древесного угля.
На краю этого бурлящего моря из красок, запахов, звуков и людей, на правом берегу реки Георгину принял прохладный идиллический островок белого павильона с колоннами. Два господина в костюмах ждали, каждый сам по себе, в своей тени, прибывающих пассажиров; отца Георгины там не было.
Избегая их любопытных взглядов, Георгина дружелюбно отказалась от услуг китайского кули и с нервной улыбкой высматривала, не покажется ли высокая, стройная фигура отца, и сердце ее колотилось до самого горла.
С радостными восклицаниями, рукопожатиями и похлопыванием по плечу оба господина встретили своих новоприбывших, которые поднялись из следующих сампанов. Один из них коротко кивнул Георгине; молодой человек, ненамного старше ее, пшеничный блондин с румянцем и тоже из Лондона, прибывший тем же кораблем, но как его зовут, она успела забыть.
Их довольные голоса и шаги стихли между колонн, и воцарилась тишина.
Георгина наблюдала за китайскими кули, которые на другом берегу выгружали из лодок и переносили в склады или наоборот ящики с пряностями и чаем, мешки с перцем, саго и тапиокой, коробки с фруктами и связки ратана. Как она это иногда делала раньше с отцом, когда была совсем маленькая. Она следила за чайками, которые с хриплыми криками кружили над водой в поисках, не перепадет ли им где съестное, и за пеликанами, которые элегантно парили в воздухе, но на земле выглядели неуклюжими и забавными.
С равными интервалами ее пугал бой часов на колокольне близкой церкви. Звук, к которому она привыкла в Лондоне, но здесь он казался неуместным. В ее детстве время в Сингапуре отмерялось не колокольным звоном, а пушечными выстрелами на Губернаторском холме, которые возвещали начало дня, полдень и вечерний час. И хотя она не считала удары, каждый из них оповещал ее о том, что время неумолимо проходит, а она все стоит здесь и ждет.
Она избегала вопросительных взглядов тех, кто прибыл после нее. Господ, входящих в павильон, чтобы кого-то встретить. Делала вид, что не замечает, как малайские кучеры, сидя на своих ко́злах, разглядывают ее.
Все и всё вокруг Георгины пребывало в движении, а она не трогалась с места; вокруг нее образовался вакуум, наполняя ее чувством одиночества. Улыбка давно сошла с лица, покинутое сердце спотыкалось в груди.
Она медленно опустилась на самый большой из своих
