в которые превратились наряды гостей, молодой поэт упоенно вел даму согласно всем правилам полонеза. Даже ни разу не наступил ей на ногу и не толкнул соседнюю пару, что было удивительно.
– Вы почитаете мне свои новые стихи, Федр? – с усмешкой шепнула ему девушка, приблизив к уху розовые губки. – Только не те, что в столичных журналах печатают, а запретные.
– Неужто басни? – выдавил Тихон при ответном движении.
– Кому басни, а кому и правду, – плотоядно облизнула губы Манефа. – Покажете мне, каково быть вашей Иппокреною?
– Сегодня? – не чуя себя от восторга, спросил Тихон. Сердце его заполошно стучало. – Но как же? Гости, отец ваш, лакеи повсюду… L'enchanteresse![12] Как я посмею коснуться вас, Цирцея?
– Подымайтесь через два часа на третий этаж, когда все упьются и сомлеют. Там и поглядим, на что вы осмелитесь.
Время танца промелькнуло будто мушкетная пуля. Манефа, розовая и слегка растрепанная, манерно поклонилась Тихону и благосклонно приняла ответный поклон, а затем позволила отвести себя к мрачным ухажерам. Там Тихона оттерли от объекта страсти и принудили искать утешение в бокале фронтиньяка.
Так поэт сумел очухаться и здраво рассудить, что нынешняя карусель – что-то необыкновенное, и прежние в подметки ей не годятся. Молодая кровь горячо стучала у него в висках и вообще клокотала в сосудах, требуя немедленных поступков или хотя бы повторного танца.
Однако музыканты дали гостям передохнуть и наигрывали что-то незнакомое, да еще на модных рожках, под которые танцевать было непривычно.
– Так-то вы держите свои обещания, сударь? – услышал он холодный вопрос.
Прямо перед ним стояла Глафира и обмахивалась китайским веером.
– М-м-м… Я честно старался отыскать вас, Глафира Панкратьевна. Поверьте, отказаться было никак невозможно, репутация госпожи Дидимовой могла бы пострадать. Это было бы непорядочно, отказать ей в танце.
Девушка решительно развернулась, чтобы уйти.
– Позвольте пригласить вас на второй танец! – запоздало воскликнул Тихон.
– Нет, я уже приглашена. Но о третьем подумаю…
Пока Тихон разгонял туман в голове, что выражалось в активном распитии вина, карусель вошла в полную силу. Контрданс он не танцевал, а потому благополучно пропустил его, хотя и подвергся активному натиску нескольких девушек, которые в сопровождении мамаш медленно проплыли мимо него.
Тут седовласый Робин Гуд с луком за спиной остановился рядом с поэтом и обратился к нему со словами:
– Прочитал вашу заметку, сударь, с превеликим интересом.
– Господин Берцов? – Тихон узнал писклявый голос Председателя губернской Комиссии о строении дорог. – Вольно же вам увлекаться подобными пустяками!
– Не скажите, – покачал тот головой. – В нашем государственном деле всякие сведения полезны, особливо такого необычного свойства. Кое-кто в купеческом
Чаровница! (фр.)
