style="font-size:15px;"> Глава двадцатая
Медицинский факультет своеобразен, и коренным образом отличается от инженерных, гуманитарных, и творческих. Курс в медвузе (его первый семестр) тогда (да, наверное, и сейчас) начинался с изучения латыни. Латынь и медицина – связка давняя, и уходит корнями в античность. Рецептура, произношение опосредованных терминов, написание шифрованных заключений, требовали (и требуют) латинской транскрипции. Для начинающих – в будущем. Покамест же первокурсники, осваивая этот мёртвый язык, изощрялись в его коверканье, и в трактовке (на свой манер) некоторых изречений и крылатых фраз, которые, видимо, казались им не столько мудрыми, сколько забавными. Щеголяли придумками, как-то: «fortuna non penis in manibus non tenis», что, видимо, в переводе означало: судьба не член, в руках не удержишь.
Может быть и так, но зачем эту «сермягу» одевать в латынь?
Заигрывая с барышнями, изрекали: «bis dat, qui cito dat», полагая, (и порой – не беспочвенно), что вдвойне даёт та, что даёт скоро. И с хитрецой, и лукавинкой в глазах, добавляли: «Сагре diem» – лови мгновение. И как бы нехотя, – (намекая на свой богатый внутренний мир?) – по случаю и без, позёрски произносили: «Omnia mea mecum porto» – всё моё ношу с собой!
На старших курсах имели хождение перевёртыши типа: «Divide et impera», где в переводе глагол «разделяй» заменялся глаголом «разрезай», а, посему, вместо прежнего: «разделяй и властвуй», выходило: «разрезай и властвуй».
Цинично? Но цинизм в медицине – штука привычная…
И, наконец, с томным видом произносили: «Memento mori» – помни о смерти; возможно, понимая изречение, как пожелание брать от жизни – всё и сейчас. И почему-то выражение (весьма далёкое от медицины): «Vox populi – vox dei», что означало: «глас народа – глас божий», переводили как: «глас лекаря – глас божий, и его рукою – водит Бог!».
Но латынь, от которой веяло античностью, пробуждала в некоторых головах и тягу к сочинительству, и к «зарифмовыванию» (для удобств запоминания) некоторых анатомических терминов.
Вот только несколько, оставшихся в памяти, примеров.
Пишу в строку: «Как на lamina kribroza (решётчатой пластинке) поселился krista qale (петушиный гребень), впереди foramen cekum (слепое отверстие), сзади os sfenoidale (основная кость)».
И таких «поделок», способствующих запоминанию в латинской транскрипции названий костей человеческого скелета, мышц, органов, отделов мозга, вен и артерий – было немало.
Иногда тянуло на лирику (влияние всё той же античности), и выходило следующее: «Он был сложён, как Аполлон, она стройна была, как зонд желобоватый, и каждый день он, словно тень, к ней приходил, напыщенный и франтоватый. Он говорил, что выводил не раз наружу anus prefer naturalis (противоестественный задний проход), а коль больной был с прободной, то ожидает его eksitus letalis» (смертельный исход).
Наверняка были и другие варианты подобной лирики, – «куплеты» добавлялись, укорачивались и удлинялись, видоизменялись пришедшими на смену, но латынь неизменно вкраплялась
