чего-то стоишь) тебя начинают узнавать и оказывать знаки почтения. Особенно, если ты (по профессии) – единственный в своём роде, и (как в моём случае) – умело охраняешь здоровье жён аборигенов. Вскоре у меня появились знакомства и обширные связи в рыболовецких и иных кругах; и разнообразная снедь, включая деликатесную, давалась мне за так, – дарилась, либо приобреталась за бесценок.
Отсюда крамольная мысль: что если тогдашнее государство вовсе не без умысла платило нам за труд сущие гроши, полагая, что полновесную сумму нашему брату, в той или иной форме, донесёт благодарное население?..
И доносило. Щедро, и от сердца. Но не за назначение «пирамидона» и «капель Зеленина», – «благодарило» за профессионально выполненную работу, за хорошие руки, думающую голову, и за клятвенную приверженность заповеди: «не навреди!».
Глава двадцать вторая
Итак, что же собой представляла медицина городка, быт и фактуру которого я описал столь нелицеприятно? Не знаю, как уж тогдашние местные власти относились к внутренним болезням, но, думаю, понимали, что рожать детей и вырезать воспалившиеся аппендиксы где-то всё-таки нужно. И, посему, под лечебное учреждение, то бишь – под местную больницу, было отдано единственное в городке полутораэтажное здание, – прочное, кирпичное, но построенное давно и, видимо, для других нужд. Цокольный этаж здания был сплошным, и наверняка когда-то предназначался для складских нужд. Родильное отделение, мизерное, всего-то на пять коек, как раз и размещалось в цокольном этаже, а если проще, и без архитектурно-строительных словес, – в полуподвале. Меж крюками, забитыми в стены, были протянуты шнуры, на которые крепились сшитые из простыней полотнища, что и разделяло сплошной полуподвал на «палаты»: для родильниц, и для новорожденных. Таким же образом формировались закутки, обозначаемые как предродовая и родовая. Ещё был выделен уголок, где производилось прерывание беременности на малых неделях. Теснота жуткая, об обсервации, либо о чём-то подобном, и речи быть не могло.
Удобств никаких. Физиологические отправления рожениц и родильниц осуществлялись по месту «лежания», содержимое суден сливалось в длинный ряд обычных вёдер, стоявших в таком же, сооружённом из простыней, предбаннике, и два раза в сутки выносимых наружу младшим персоналом. Ели родильницы тут же, в уголке, за небольшим столом, покрытым традиционной клеёнкой. Врача-акушера не было: проработавший здесь много лет семидесятилетний старик ушёл на заслуженный отдых, не дождавшись моего приезда.
Вся тяжесть родовспоможения лежала на четырёх акушерках, – дородных, возрастных, но знающих своё дело, и на четырёх нянечках, – полустарушках, несущих посменные вахты совместно с акушерками… за двадцать два рубля в месяц, – рубля 1963 года.
Гинекологического отделения и вовсе не было – жалкие три койки стояли в терапевтическом, – таком же убогом, размещённом в соседнем полуподвале. На эти койки госпитализировали
