и чужими глазами) в пространство ближнего и дальнего Космоса.
Я знавал и «уют» керосиновой лампы начала двадцатого, и «техносовершенства» его середины, и «хай-тековские» изыски двадцать первого. Я был свидетелем – больших, малых, и частнозначимых событий. Иногда – активным, иногда – пассивным. Мой взгляд на некоторые вещи и на их порядок, возможно, покажется надуманным и заумным, но это мой взгляд, и право на него я имею. Я не навязываю его никому. Сегодня, сидя за компьютером, я доверяю свои мысли только дисплею, и всего лишь полагаю, что завтра – набранное (и, надеюсь, изданное) – кто-нибудь прочтёт. Что-то не примет, над чем-то вдоволь посмеётся, но кое-что (возможно, даже перечитав) – сочтёт весьма занятным, а сам текст – любопытным и неординарным.
…Те, кому в конце жизненного пути есть что сказать, часто этого не делают. И не потому, что не умеют, или не знают как. И умеют, и знают. Но держат в уме соображение: написанный (и опубликованный) текст – «небо коптящую братию» не зацепит: не найдёт «братия» в нём ничего для себя… потребительского. Зачем же тратить время на бездумное перелистывание текста, в котором нет даже картинок? Ни простых, ни, тем более, глянцевых.
Другие же, кому тоже есть что сказать, и тоже этого не делают, – чужой текст и вовсе читать не станут. По причине предвзятого неверия в правдивость написанного. А иногда – из боязни увидеть в чужом тексте развенчание тех ценностей, что в своём (ненаписанном), но сложенном в уме эссе – те, кому есть что сказать, определяли – как ценности неоспоримые и непререкаемые…
Глава шестая
Смешно до колик, когда некто, раздобрев материально, обзаводится грамотой, которая подтверждает, что якобы его род – трижды троюродная ветвь знатного семейства, а, знамо, и в его жилах есть частичка графской, княжеской, а, возможно (чем чёрт не шутит), – и венценосной крови.
Пустая бумажка, купленная за денежные знаки. Но как греет эго.
Тщеславие, тщеславие, тщеславие…
Желание казаться, если не лучше, то хотя бы родовитее.
Ну, зачем это тебе?
Куда надёжнее – быть первым среди равных!
Купленная бумага, на которой есть «фамильные?» герб и печать, и куда вклеен твой отретушированный фас, несмотря на её «солидность», – не поднимет тебя в глазах окружающих.
Истинную цену тебе – те, кто рядом, знают давно.
…Знакомый еврей, общаясь со мной, как-то изрёк: «Нарисовать себя в паспорт Петровым – мне, Мойше, вам скажу – то пара пустяков. Но спросите меня – если завтра погром, кому придёт в голову читать мой паспорт? И я отвечу – что никому! И бить будут – не Петрова, записанного в паспорт пролетарием, а меня – Мойшу Цукермана, и мою жидовскую морду»…
Немного манерно, и, по экспрессии, отдаёт нарочитым кошерным национализмом, но, в целом – правдиво.
Кто спорит, быть Иванами, родства не помнящими – скверно.
Помнящим же – откуда пошли, грешно и неблаговидно стыдиться «плебейского» статуса
