был так темен, смутен и глубок,Что я над ним склонялся по-пустому
И ничего в нем различить не мог[5].
Палата номер 18. Комната Люка. Он лежал, привязанный ремнями к кровати, приподнятой под углом тридцать градусов. Все тело опутано прозрачными трубками. Один зонд вставлен в ноздри, другой проходит через рот и соединяется с черными мехами, которые поднимаются и опускаются, издавая звук, похожий на хлопок. К шее подсоединена капельница, трубка от другой капельницы тянулась к внутренней стороне локтевого сгиба. Датчик на одном из пальцев светился рубиновым светом. Справа по черному экрану бежали зеленые волнообразные линии. Над кроватью – прозрачные пакеты с растворами.
Я подошел ближе. Кажется, с людьми, находящимися в коме, надо разговаривать. Я даже открыл рот, но в голову ничего не приходило. Оставалось только молиться. Я преклонил колени, перекрестился, закрыл глаза и прошептал, склонив голову: «К Тебе взываю, к Отцу, Сыну и Святому Духу…»
Но так и не смог собраться. Мое место не здесь. Я должен быть на улицах в поисках истины. Тогда я поднялся с колен, уверенный в том, что смогу его разбудить. Я могу его спасти, но только если найду причину его поступка. Мой собственный свет вернет его из Чистилища!
В приемном отделении я обратился к секретарю и попросил позвать доктора Эрика Тюилье – невропатолога, с которым накануне мне посоветовал поговорить анестезиолог. Мне пришлось подождать, и через несколько минут появился врач. На вид лет сорока, но похож на прилежного студента, оксфордская рубашка, свитер под горло, вельветовые брюки, слишком короткие и мятые. Взъерошенные волосы придавали его облику небрежность, которую компенсировали очки в тонкой оправе.
– Доктор Тюилье?
– Да, это я.
– Майор Матье Дюрей. Уголовная полиция. Я близкий друг Люка Субейра.
– Вашему другу сильно повезло.
– У вас есть несколько минут, чтобы поговорить об этом?
– Мне нужно на другой этаж. Пойдемте со мной.
Я пошел за ним по длинному коридору. Тюилье начал свой рассказ, но не сообщил ничего нового.
– У него есть шанс выйти из комы? – прервал его я.
– Не знаю, что и сказать. Он в глубокой коме, но я видел и похуже. Каждый год более двухсот тысяч человек впадают в кому, и только тридцать пять процентов выходят из нее невредимыми.
– А что с остальными?
– Смерть. Инфекция. Некоторые превращаются в овощи.
– Мне сказали, что у него клиническая смерть длилась почти двадцать минут.
– У вашего друга кома была вызвана остановкой дыхания. Не вызывает сомнений тот факт, что его мозг некоторое время оставался без кислорода. Но сколько именно? Конечно, миллиарды нервных клеток были разрушены, особенно в церебральной зоне, они управляют когнитивными функциями.
– А в чем это проявляется?
– Если ваш друг выйдет из
Пер. М. Лозинского.
