уже упала на пол сорочка, расплетенные волосы рассыпались по спине. Поляна запрокинула голову назад и закрыла глаза. Ей чудилось, что вот ступеньки заскрипели под тяжелыми мужскими ногами, вот уличный холодок вполз в отворенную дверь, вот руки, большие, любимые руки мужа накрыли ее груди и скользнули по животу вниз, вот губы коснулись ее выгнутой в истоме шеи…
– Славень, люби меня, люби жарче, люби хоть так, в мечтах!
Ласкающие женщину руки стали настойчивее и грубее. Поляна открыла глаза – и в ужасе рванулась из объятий Чужака. А он, ухмыляясь, сжимал руки все сильнее, не отпуская, впиваясь пальцами в извивающуюся, испуганную плоть.
– Ну что, Поляна, вот я и пришел свататься. Огород скоро сажать: жена мне нужна, не забыла?
– Отпусти, окаянный! – Поляна, очнувшись от грез, яростно махала кулаками, стараясь достать ими насильника.
А тот только смеялся и прижимал женщину все сильнее.
– Норовистая лошадка, тпру, не брыкайся! Вот у нас сейчас брачная ночь и состоится, прямо здесь, на лавке. И даже подол задирать не придется – ха-ха!
Чужак грубо толкнул Поляну к лавке, одной рукой прижал к доскам уже слабеющее в сопротивлении тело, а другой потянулся к опояске…
Тут дверь распахнулась, и на пороге возникла Поветиха с глиняным горшком в руках. Горшок был большой и тяжелый, держала его старуха двумя руками, а потому дверь ей пришлось открывать, толкая ее задом.
– Поляна, душа моя, вот я тебе талой водицы с солью принесла. Самой-то тебе, поди, некогда было по оврагам сугробы искать, – говорила бабка, поворачиваясь лицом к хозяйке.
Картина, которая открылась глазам знахарки, заставила ее проглотить конец слова и разжать руки. Горшок грохнулся об пол, разлетаясь по углам осколками и соленой водой.
Чужак отпустил Поляну и метнулся к двери, избегая наступать в разлившуюся по полу воду. В мгновение ока он отшвырнул со своего пути перепуганную Поветиху – и был таков.
Бабка медленно оседала на пол, а из-под подола ее вытекала соленая жидкость другого рода, смешиваясь с разлитым по полу обрядовым рассолом.
Поляна, сгорая от стыда, подхватила с пола сорочку, напялила на себя, не замечая, что та вывернута наизнанку, забилась на лавке в угол, закрыла лицо ладонями.
Тут и Поветиха опомнилась, заковыляла к Поляне, суетясь и причитая.
– Да что же это творится такое, люди добрые! Что же это тут случилось, Поляна, голубушка ты моя? Ну, не молчи, скажи хоть словечко!
– Ты же, бабушка, сама все видела, что ж тут говорить, – Поляна обреченно опустила голову, ожидая заслуженного осуждения.
– Неужто сама того хотела?
– Да ты что, бабушка! – женщина гневно вскинула голову. – Не знаешь разве, что я всю жизнь мужу верная. Вот, гляди, – она протянула к старухе руки с проступающими на коже синяками от крепких пальцев Чужака.
