Антилопа жива, но её нутро разрывают крепкие зубы. Голод заставляет гиену оставаться зверем. Зверь честен и верен себе. Его деяние – лишь благо. Он кушает живое во имя жизни. Но почему сытый человек так «любит» пытать и истязать? Зверь намного добрее человека. Даже обросший религией и верой, человек остаётся псиной. А что вера для него? Вера в кого? Или кому? В то, что ему неведомо, а значит, в пугающее. Человек хочет быть зверем. Это его облик. Зеркала не нужны. Ну уж очень от нас несёт человеком. Даже слишком. Запах человека животные улавливают за километры. И стремглав несутся прочь, чтобы избежать встречи с нами. Мы счастливы, когда нас боятся.
Вот уже какое количество времени человек не желает видеть Иисуса Христа снятым с креста. Миллиарды крестов, крестиков нательных, икон и изображений – украшает истерзанный человек, распятый на кресте. Он продолжает страдать! Иисуса Христа пожалел даже его отец – Бог, а жалкий человек, сам же распявший своего Спасителя на кресте, продолжает молиться акту насилия. Человек сознательно не желает снять с креста Христа, что было осуществлено на самом деле. Человек желает остановить историю христианства на убийстве пророка. Был труп, висящий на кресте, и всё. Акт «умирания» очень свят в глазах живого.
Мы верим не в его воскрешение, что последовало после распятия, а как раз наоборот, мы называем святостью момент самой мучительной сцены – прикованное гвоздями окровавленное тело к деревянному кресту. Человек обоготворил распятие, что по своей сути является лишь видом казни, такой же бесчеловечной, как посажение на кол или каменование. «Бесчеловечной» … Но убивали-то люди. Но даже здесь человек остался «человеком» – заставил Бога умереть человеческой смертью. Носили бы христиане на шеях украшения в виде посаженного на кол святого? Уверен, носили бы, так же массово и культурно. Отливали бы в серебре и в золоте. Торговали бы ими и детей «крестили» бы в купелях с нанизанным на кол богом на шнурке. Мы должны, в конце-то концов, снять Христа с креста и дать телу достигнуть святости. Хватит думать о себе с позиции Бога. Все тайны современного христианства, по сути своей, – это надуманные деяния попов. Христос был, Тацит Публий свидетельствует об этом. Но… Люди его не помнят. Божья тварь не признала чужого пастуха. Христос был слишком умён, его слова были многослойными, а речи подобны многотомным монографиям. Они ломали и калечили духовно нищих людей. Христа никто не понимал. Он говорил по-чужому, не на их «языке». Для них он говорил слишком божественно.
За ним шли, но лишь за рыбой и вином. Люмпены, спотыкаясь, следовали за куском дармового хлеба, как казалось им. Эта публика состояла из бомжей, бродяг, лодырей всех мастей и потомственных проходимцев. Верили не словам Христа, а лишь дармовой еде. Но Иисус в них поверил, и это было главной ошибкой милосердного Бога. Новые «товарищи» – апостолы – не просто предали его, а помогли повесить
