мою прямоту, гражданин, – проговорил он, – но, по-моему, ваши родные – просто сволочи.
– О нет, нет. – Граф покачал головой. – Сын предлагал мне ехать вместе с ним, но я отказался. Дочери уговаривали меня, даже внуки… – Он вздохнул. – Они не хотели уезжать без меня. Но что мне делать в Англии? Я старый человек, сударь, и мне немного осталось. Я хочу умереть в своей стране. Сколько поколений моих предков воевало за нее, и в Столетнюю войну, и после… Думаю, я заслужил это право – уснуть здесь вечным сном. Конечно, когда Леон был жив, было проще. Он приносил из деревни новости, возил газеты, но бог прибрал его. Я не жалуюсь. У меня есть Мими, есть книги. Потом, когда живешь один, многое приходится делать самому, и время идет гораздо быстрее. Я знаю, что моя жизнь подходит к концу, но я к этому готов. – Он поглядел на лицо Амелии и ласково улыбнулся. – Ну вот, сударыня, вижу, что совсем вас расстроил… Давайте лучше ужинать. – Он повернулся к Луи. – Почему вы не пьете? Это прекрасное вино. И вы тоже, мадемуазель Ева… Прошу! За всех вас! Вы замечательные люди, вы навестили забытого старика в его уединении…
– Но вы не можете оставаться здесь, – проговорила Амелия, волнуясь. – Вы же совсем один! Послушайте, сударь, у меня в карете есть место, я могу отвезти вас… У вас же наверняка есть родственники, друзья, хоть кто-то, кто может о вас позаботиться. Вы не можете жить здесь один и просто… просто ждать смерти. Это ужасно!
Однако старый граф только покачал головой.
– Нет, сударыня. Благодарю вас, но я уже сделал свой выбор. Я не сдвинусь с места, я хочу умереть здесь и надеюсь, что так оно и будет. Сейчас неспокойно, и тем редким путникам, которые забредают сюда, я говорю, что я слуга Леон, которого оставили стеречь замок. А теперь скажите мне, что творится в Париже? Я уже несколько недель не имею вестей о том, что там происходит.
Луи объяснил, что в Париже произошло восстание, король заключен в тюрьму, а со стороны прусской границы на столицу движутся войска союзников, которые уже заняли Верден.
– Неужели наши армии настолько слабы, – спросил граф в волнении, – и некому даже противостоять захватчикам?
Стоило Луи упомянуть имя Дюмурье, как у старого графа заблестели глаза.
– А! Дюмурье! Я его помню, он воевал под моим началом в Семилетнюю войну… Ну, с Дюмурье им будет нелегко.
– А я думал, вы роялист и желаете победы союзников, – не удержался Луи.
– Да, я роялист, – просто ответил старик. – Но, сударь, я не верю в добрых соседей, которые просто так помогают тушить пожар. Каждый из них наверняка рассчитывает незаметно стащить при пожаре что-нибудь для себя, а уж когда пылает целая страна… – Он покачал головой.
Они поужинали, и, пока Ева убирала посуду, Амелия повторила свое предложение. Граф вновь ответил отказом. Сколько Амелия ни настаивала, сколько ни убеждала, граф стоял на своем.
– Мы можем завтра поехать в деревню, – наконец сказала она, – и нанять вам слугу, который будет ухаживать за вами.
– И который будет называть меня гражданином и говорить мне «ты», – иронически подхватил
