точно таким же образом поступила с паспортом, выданным на имя месье Кюри из Нормандии. Немец наблюдал за ее действиями со все возрастающим беспокойством. Не ограничившись уничтожением документов, Амалия вытащила из чемодана агента билет на имя Эрве Дюпона и несколькими движениями своих изящных белых ручек привела его в полнейшую негодность. Немец неодобрительно поджал губы. Он попытался было сопротивляться, когда Амалия подошла к нему, собираясь заткнуть кляпом рот, но это ни к чему не привело: кляп все равно был водворен на место, и Амалия по-сестрински заботливо стряхнула с лацкана немца ниточку, которой совершенно нечего было там делать.
– Как говорят у нас в России, не поминайте лихом, сударь, – произнесла девушка с обворожительной улыбкой.
Немец побагровел, став похожим на свежеочищенную свеклу. Полными ненависти глазами он следил за ней. Амалия достала из ридикюльчика маленькие изящные часики, взглянула на них, приблизилась к большим часам, показывавшим двадцать минут седьмого, и спокойно переставила стрелки на час назад. Ей послышался хрип, в котором явно звучало негодование, но она не обернулась.
– Что я особенно ценю в немцах, – сказала Амалия мягко, задергивая шторы, – так это их пунктуальность. – Хрип сделался еще громче. – Просто поразительно, как доверчивы некоторые люди! Что, по-вашему, я делала в то время, пока вы спали беспробудным сном? Естественно, сначала обыскала ваш багаж, а затем вызвала портье и на всякий случай уточнила у него, когда отходит ближайший поезд до Гавра.
Амалия сунула свой билет в ридикюльчик, послала связанному пленнику воздушный поцелуй и по одному перетащила свои чемоданы к входной двери, после чего дернула за сонетку, вызывая слугу.
– Спите спокойно, мой безымянный друг, – сказала она немцу на прощание. – Я уже сообщила прислуге, что вы передумали уезжать, что вы адски устали и хотите вздремнуть, а значит, самое меньшее до утра вас никто не побеспокоит.
Хрип разом оборвался, словно пленник понял всю безнадежность своей борьбы и отказался от нее. Амалия надела пальто, поправила перед зеркалом шляпку и, не думая больше о германском агенте, которого она обвела вокруг пальца, отворила дверь. Слуга уже ждал ее.
– Несите мои чемоданы вниз, – распорядилась Амалия. – И вызовите мне фиакр.
Сев в экипаж, она спрятала руки в муфточку и удовлетворенно улыбнулась. Пока все шло как по маслу.
– На вокзал! – сказала она кучеру. – Я тороплюсь на гаврский поезд.
Кучер понимающе кивнул и хлестнул лошадей.
Из дневника Амалии Тамариной.
«9 ноября по русскому стилю – 21 ноября по европейскому стилю. Париж восхитителен, как всегда. Видела Пирогова. У нас возникли небольшие разногласия, и я решила, что мне лучше ехать одной. У Пирогова не было другого выхода, кроме как согласиться. Пишу в поезде, увозящем меня в Гавр. За окнами видна река. Только что миновали мост. Путешествие проходит прекрасно».
Глава
