(молока и прочего в бумажных треугольничках у нас не продавали). Греешь чайник и кастрюлю, смешиваешь в тазике воду до терпимой температуры, мылишь тряпку номер один хозяйственным мылом или мажешь пастой «Санита» (кто помнит эту пасту, тот поймет меня). И моешь все на первый раз. Чайник на это уходит полностью. Затем все споласкиваешь холодной водой, ошпариваешь кипятком из кастрюли, чтобы отбить запах «Саниты» или того же мыла. А еще надо чистить и драить плиту, вытирать со стола… Потом очистки картофеля и овощей вместе с тем, что осталось в тарелках, нести в пакете на лестницу и выкидывать в эмалированное ведро с крышкой и надписью: «Пищевые отходы». Ведра благоухали между каждым этажом, тараканы не переводились, а свиньи или кому это там предназначалось, судя по магазинным мясным отделам, так и не ели эту дрянь. И попробуй только бросить в ведро газету! Уборщица по номеру квартиры на газетном уголке (их надписывали на почте) вычисляла, как Шерлок Холмс, кто виноват, и устраивала скандал на весь подъезд. Так что процедура была неприятная и длинная.
Понятно, что у всех вызывали черную зависть те соседи, которые ухитрились пробить себе установку газового водогрея. В нашем подъезде был такой один – дядя Эйно.
Дядя Эйно был учителем физики, офицером, театральным актером и, наконец, режиссером на телевидении, где работала и моя мама. Родился он в городе Соликамске, куда попали его финские родители, приехавшие из Америки строить социализм. О таких людях потом напишет большую и печальную книгу Арви Пертту, кстати, и сам сын прекрасного писателя, Пекки Пертту. Родители Арви – из обычных финнов, которые тут и жили. Но Укки Пекка – «дедушка Пекка» – имел мужество встречать из ссылок и потом дружить с выжившими измученными людьми. А они, эти американские финны, ехали сюда с возвышенными целями, с широко распахнутыми глазами – сначала от радости, а потом от ужаса…
Дядя Эйно был из везучих. Его родителей реабилитировали при жизни. Правда, они потом недолго прожили. Однако им успели дать жилье в нашем доме, а это было уже достижение. Мы жили прямо под его квартирой. Для старого своего отца, очень больного и едва ходящего, дядя Эйно и вытребовал газовую колонку. Но ему она послужила недолго. Отец умер, а колонка осталась…
Дядя Эйно чудом уволился из армии, будучи офицером. Пока родители сидели, его пожалел какой-то чин, которому понравился мальчишка, хорошо говоривший по-английски и по-фински, и умудрился запихать в Суворовское училище, откуда прямая дорога была в пехотное ВВУ Так и оказался плохо говорящий по-русски и заикающийся парень командиром взвода в пехотной части. И вдруг – чудо! Впрочем, чудо было несложное – среди его вещей была семейная Библия. Кто-то стуканул, и если прежде его рапорты с просьбой об увольнении в запас неизменно заворачивали, то после такого дела его сразу вызвали в политотдел и подозрительно вежливо предложили уволиться. Когда он согласился, начальник штаба полка даже выпил с ним литр спирта, и на следующий день армия и дядя Эйно расстались ко взаимному удовольствию. А вот то, что родителей освободили и мать послала ему несколько семейных реликвий, – это уже было
