в Правительстве Колчака и диагноз «тиф» – это всего лишь прикрытие какой-то настоящей причины. Но наверняка никто этого сказать не может. Когда после смерти мужа бабушка Женя с детьми вернулась домой, то вышла замуж за другого моего деда (Павла Аполлоновича). Бабушка же Вера ушла к молодому путейцу. К сожалению, их совместное счастье продлилось недолго: он трагически погиб, спасая из-под паровоза ребенка.
На моей памяти бабушка Вера никогда не выглядела несчастной. Она продолжала жить в одной комнате в громадной профессорской квартире деда, которая превратилась в коммунальную. Семья деда оттуда уехала. Я часто бывал у бабушки в комнате, где на стене остались два пятна от голов отца и дяди, когда они слушали в кровати вечернее чтение. В войну она сдавала кровь и получала паек, в том числе и водку, любила выпить до самой смерти. Бабушка была очень доброжелательная, и я никогда не слышал от нее дурного слова ни о ком: ни о соседях, въехавших, по существу, в ее квартиру, ни об иноверцах или лицах других национальностей, что не очень обычно для России.
Бабушка Евгения была человеком совсем другого типа. С ранних лет и до ее смерти (в 1952 году) я был практически отдан ей на воспитание. А это как раз типично для России, вспомните бабушку Лермонтова и Пушкина.
Такое воспитание накладывает особый отпечаток на последующую жизнь, особенно мальчика. Евгения Александровна происходила из прибалтийских немцев и характером была похожа, как мне кажется, на княгиню Ольгу или Екатерину Великую. Она много рассказывала и читала мне не только по-русски, но и на немецком языке. В результате в детстве я говорил по-немецки и читал в том числе и на готическом шрифте. Начиналось все с «Макса и Морица» и сказок братьев Гримм в оригинале. Я думаю, что детальное знание этих сказок необходимо для понимания немецкого национального духа. Затем были книги Г. Гейне и, конечно, И. Гете – великого безбожника. Бабушка была неверующей и меня так воспитала. В. Ленина и М. Горького она ненавидела, не без основания полагая, что они рассматривали русский народ как навоз для мировой революции. И. Сталина считала великим преступником (как у Н. В. Гоголя). Революцию, по мнению бабушки, организовали евреи. Но антисемиткой не была. Тем более с такой фамилией – Евреинова. К семейной жизни у нее был свой рациональный подход. Секс она отделяла от любви, а любовь – от долга, в том числе и семейного. До войны у нее был молодой любовник из известной семьи Бартеньевых.
Саша Бартеньев был большим любителем техники, он собрал трехколесный автомобиль, на котором мы ездили в Елисеевский магазин за продуктами. По дороге иногда останавливались, собиралось много мальчишек, он ласково гладил их по головкам. Я удивлялся: «Зачем ты их приваживаешь?» Однажды он объяснил: «А чем руки-то вытирать?» Руки у него всегда были в масле…
Как и многие друзья нашей семьи, он был лишенцем из-за социального происхождения, ему не дали окончить вуз. В то время я уже знал, что для русского интеллигентного человека нормально отсидеть в Бутырке,
