Что несет с собой это завтра? Новые стены. Новая мебель. Новые лица. Незнакомые переживания.
Прощай, моя комнатка! Я ухожу из тебя, тихое предместье. Не будет садика, террасы, лунных ночей и безмолвия. Не будет тишины даже ночью… Я не сяду уже в трамвай. И не помчит он меня, трепетную, нетерпеливую, в квартиру милой Изы, где ждал меня прекрасный Нильс…
Прощайте и вы, мои безвестные спутники: бедняки чиновники, обремененные семьёй; бесполые конторщицы с увядшими лицами и угрюмыми глазами; миловидные модистки с робкими улыбками. Каждое утро мы мчались в трамвае в Париж. Вы к вашему тусклому труду. Я к моей упорной работе.
Теперь прощайте, случайные спутники жизни! Наши дороги уже не пересекутся. Никогда.
Я плачу. Каждый камень этих бедных стен я хотела бы поцеловать. Обнять каждое деревцо чахлого палисадника. Не здесь ли росла моя душа? Моя несчастная душа, растоптанная Николенькой? Не здесь ли мое сердце, оскорбленное изменой Марки, научилось видеть врага в Любви? В этой любви, что была моим богом?
Если б эти деревья вдруг заговорили! Если б ожили эти камни. Какой страстный крик тоски кинули бы они далекому небу! Безмолвно глядят в наши искаженные лица эти знакомые вещи, окружающие нас. Эти стулья, книги, кровать, картины. Бесстрастно внимают они нашим рыданиям. Только их не стыдимся мы в часы отчаяния. Только пред ними нет у нас тайн. И если б они заговорили…
2 часа ночи
Ты всего достигла…
О чем же ты плачешь?..
– Что с тобой было вчера, Маня? Штейнбах целует ее руку и ставит цилиндр на стул.
Маня лежит на широкой софе, в светлом пеньюаре. На столике рядом белеет свежий номер «Illustration»[26].
– Ты провела дурную ночь?
– Да. Я иногда страдаю бессонницей.
– Быть может, эта усталость отразилась вчера в твоем танце?
– Ты заметил? – быстро перебивает она. И бледные щеки окрашиваются на мгновение.
– Еще бы! Кто этого не заметил? Об этом говорит вся пресса.
– Я не читаю газет…
– Зато я их читаю. И каждый отзыв меня волнует. Твоя слава мне всегда была дороже, чем тебе, странная ты женщина!
– Артист должен верить только себе…
– Конечно. Но если бы ты танцевала среди пустых стен, ты имела бы право не считаться с чужими мнениями. Когда же публике вместо талантливой балерины показывают автомат… или лунатика…
Она вдруг оборачивается к нему, опираясь на локоть.
– У тебя иногда бывают счастливые идеи, Марк, – сухо смеется она.
Его матовые щеки краснеют.
– Ты хочешь сказать…
– Что я не создана для сцены? Что артист всегда ремесленник. Вот тайный смысл твоих слов. Его вдохновение, слезы, улыбки, экстаз – все окуплено толпой, все учтено антрепренером. Остается только…
– Творить, Маня.
– Но разве это делается по заказу?
Французская газета, выходившая в начале XX века.
