из клуба пинком, мне уже давненько не приходилось причинять никому ничего.
Я очень даже мог бы к этому привыкнуть.
Люди могут умиротвориться. Такое возможно. Я видел их в парках и перед театрами. Господи, да я даже знаком с парочкой умиротворенных людей лично. Может, настал и мой черед…
«Не впадай в счастье, – осадил я себя. – Вселенная не может терпеть счастье долго», – что вряд ли станет заглавием книжки из серии «Помоги себе сам», которая появится на полках магазинов к следующему Рождеству.
Не успеваю я пройти я и пяти кварталов, бдительно высматривая умиротворенных людей, чтобы подкрепить свой аргумент, когда мой сотовый звонит. Я не глядя знаю, что звонит Зебулон Кронски, один из горстки моих друзей. Я знаю это, потому что он самолично установил «Доктор Бит» в исполнении «Майами саунд мэшин» в качестве его персонального звонка.
Эта небольшая деталь много говорит вам о моем друге Зебе. Стоит пять секунд послушать кубино-флоридскую полифонию – и на вас снизойдет прозрение, даже если вы с ним не встречались. Так вот, само собой, Зеб – доктор. Считает себя музыкантом, отсюда и крутой ретромотивчик Майами, а еще ему хватает наглости влезть в чужой телефон и помудрить с настройками. Кому ж такое понравится? Телефон человека – вещь личная, и нефиг в нем колупаться. Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь сказал: «Эй, да ты поковырялся с моими обоями. Клево!»
Все это правда; Зебулон Кронски – засранец-хирург-косметолог, считающий себя музыкантом. И познакомься мы при нормальных обстоятельствах, наверное, я бы выскочил из комнаты со сжатыми кулаками, чтобы не вышибить из него дух, но мы познакомились, когда были в силах миротворцев ООН в Ливане во время войны, испытывая давление океанских впадин, так что нас связали узы крови и шрапнели. Порою фронтовой друг – единственное, что помогает пережить мирное время. Тот факт, что мы были по разные стороны Ближнего Востока, погоды не делает, мы оба чересчур стары, чтобы доверять сторонам. Сейчас я доверяю людям. Да и то немногим.
И строго говоря, я не был на какой-нибудь стороне. Я был посередке.
Я жду, пока Глория Эстефан закончит такт, а затем вскидываю свой «Айфон».
– Алло, – говорю я, придерживаясь ирландской максимы, что не следует выдавать информацию добровольно.
– Добренькое вам утречко, сержант, – говорит доктор Зебулон Кронски, раздирая мне уши своим голливудским ирландским акцентом.
– Доброе, Зеб, – отвечаю я уныло и с опаской.
У меня есть армейский дружок, который даже не признает факт утра, чтобы это не помогло засечь его позицию.
– Ты практиковался в этом акценте? – осведомляюсь я у него. – Он хорош.
– Правда?
– Нет, неправда, мудила. Акцент настолько скверный, что отдает расизмом.
Этим я наступаю на любимую мозоль, потому что Зебулон только-только начал посещать актерские курсы и воображает себя хара́ктерным артистом.
«Со мной чудна́я штука, – однажды признался он после бутылки чего-то противозаконного из Эверглейдс, то ли
