земля угобзится княжением внука». Вот так и пал на меня жребий!
Властвую я в Новгороде уже два года. Лучше ли стала здесь жизнь?.. На вече кричат: «Не стала!» Были бы не правы, я бы внимания не обращал, да дело в том, что они правду кричат… Хотя я Изборск присоединил, Белоозеро. По рекам Шелони и Мсте наши лодьи теперь свободно плавают. Товары возят. Торговля идет, прибыль казне приносится. Но пока не озаривается земля так, как хотелось… Поэтому и пошумливают на меня новгородцы. А князем себя объявил, потому что не хочу под вечем быть: там глупцов хоть отбавляй, Создал, как у вас, Высокий совет, такой, о каком рассказывали в свой прошлый приезд в Новгород вот он и он, – Рюрик показал поочередно на купцов Селяна и Никиту. – Новгородские жрецы на меня сейчас брата Водима натравливают. Да забыли кудесники, что сами меня сюда звали… Видно, им больше всего не по нутру, что я князем себя объявил и их права урезал. Чертят на буковых дощечках историю славян. Там они князей обзывают «темными людьми»…
Рюрик полузакрыл глаза и, словно в изнеможении, откинулся прямой спиной назад, но оголенные по локоть руки, сжатые в кулаки, положил на столешницу и уперся ими, как бы изготовляясь к рывку; жилы на его крепкой шее вздулись, тяжелая золотая цепь шевельнулась… Лицо князя выражало сейчас решимость, а уголки губ, слегка подрагивающие, приняли откровенно угрожающий вид. Но это длилось недолго; Рюрик так же, как и откинулся, резко наклонился над столом, поднял кверху руки с уже разжатыми кулаками и, обведя собравшихся потеплевшим взглядом, звонко засмеялся, обнажая крупные, как у волка, зубы.
– А что я все о своих-то делах… О ваших рассказывайте.
– Княже, может, ты уже знаешь, что мы недавно хазар от себя отогнали, хитростью взяли: ложный план им подсунули, каган с войском направились в те места, а они у нас под Киевом, как и у вас, есть болотистые… Пошли дожди, и хазары в грязи чуть не утопли… Постояли, поразмыслили, да и ушли ни с чем в свою Хазарию, – доложил Светозар, который посчитал, что ему, возглавляющему посольство, о киевских делах нужно говорить первому.
– Думаю, ушли еще и потому, что увидели силу: племя древлян было заедино с нами. У последних случился четыре года назад в лесу страшный пожар. Мы приютили погорельцев, помогли им отстроиться. А они тоже поспособствовали нам… – продолжил рассказ Вышата. – Да еще ранее, когда на Византию ходили, крупно силою поддержали.
– О вашем походе на Константинополь много доброго и славного слышал я еще на острове Руген и по-хорошему завидовал… Кажется, впервые о русах похвальное слово произнесено было. И что примечательно – устами самих византийцев.
– Мне интересно узнать, что за слова такие— «русы», «россы»? – спросил грек Кевкамен. – И почему так народ зовется?.. Но прежде, чем услышу, хочу выпить за вас… Прожил я в Киеве четыре года и увидел, что добротой, прямодушием и храбростью вы многие народы превосходите. А побыл я во многих странах, есть с чем сравнить.
Кевкамен
