с ним почти грубо, а он явно стережет ее. Он все время ходит за ней по пятам и выходит из себя, если ей кланяются. Просто тиран!
– Успокойся! – Моряк улыбнулся. – Ты же говорил, что женщины для тебя больше не существуют.
Редер на минуту смутился, однако быстро овладел собой и с чувством ответил:
– Для меня существуют все, кто страдает, потому что я сам страдал. Эта молодая женщина, без сомнения, – жертва обстоятельств; одному Богу известно, что свело их с мужем.
– Может быть, то же, что свело тебя со сбежавшей невестой. Впрочем, вся эта вымышленная тобой драма – не более как пустая фантазия. Прежде всего, это не муж с женой; если бы этот чопорный субъект имел права супруга, он не позволил бы так с собой обращаться. Во-вторых, эта молодая особа совершенно не похожа на жертвенного агнца: она защищается, по крайней мере, хоть зонтиком, ведь он хлопнул перед физиономией бедняги, как ракета. Тише, они идут!
В самом деле, дама поднялась и направилась как раз в ту сторону, где стояли два товарища; мужчина последовал за ней как тень. Она облокотилась на борт и стала смотреть вдаль, на горы, потом что-то потребовала у своего спутника, чего у него, очевидно, не было, потому что он с сожалением пожал плечами.
Тогда Курт без церемоний взял из рук товарища бинокль и с вежливым поклоном преподнес его даме, бегло проговорив по-норвежски:
– Вот, позвольте предложить вам, фрейлейн, отличный бинокль.
Дама, казалось, очень удивилась, услышав родную ей речь из уст немецкого моряка, но взяла бинокль и сразу направила его на какой-то определенный пункт.
– Что, собственно, вы ищете, фрейлейн Инга? – спросил ее спутник.
– Хочу рассмотреть, стоит ли у пристани пароход, который курсирует по фиорду.
– Разумеется, стоит. Ведь это остановка для тех, кто едет в Рансдаль. Но нас это не касается, так как мы едем в Дронтгейм.
Инга взглянула на него, и в ее глазах сверкнуло что-то вроде злорадства.
– Надеюсь, вам будет весело в Дронтгейме, господин Ганзен! – ответила она, а затем обернулась к моряку и возвратила ему бинокль. – Благодарю вас! Вы говорите по-норвежски; вероятно, вы уже не раз бывали в наших краях?
– Нет! Я еду к товарищу, но в Норвегии я впервые, и надеюсь скоро увидеть что-нибудь поинтереснее, чем этот бесконечный однообразный берег, которым мы любуемся все утро.
Барышне, очевидно, не понравилось это замечание, потому что она заявила с вызовом:
– Напрасно. Наши берега очень красивы!
– О вкусах не спорят, я нахожу их скучными. Я много перевидал и потому отношусь ко всему критически.
Инга, очевидно считавшая, что в ее отечестве надо восхищаться всем без исключения, бросила на него возмущенный взгляд и обратилась к Редеру с вопросом:
– Вы тоже так критически настроены?
Филипп, у которого так бесцеремонно
